Под новым серпом

Она стала торопливо и даже с беспорядочностью играть романсы Шуберта. Дойдя до одного, она опять остановилась, и ей показались совсем особенными эти простые слова: "На дальнем горизонте...". Она брала левой рукой отдельные аккорды, как бы не в силах продолжать, а в душе ее, как щебет улетающих птиц, проносились эти чеканные строки слепого поэта Генриха Гейне*:

На дальнем горизонте,

Восстав как дымный лик,

Средь темных башен город

В вечерней мгле возник.

Курчавит ветер влажный

Разбег волны седой,

Печально кормчий правит,

Склоняясь над водой.

И Солнце замедляет

Свой свет, который ал,

То место указуя,

Где все я потерял.

Ирина Сергеевна вздрогнула, как бы проснувшись, с задором закинула голову, с задором проиграла картинную "Мазурку" Шопена, сыграла его "Marche Fun?bre", сыграла, разрумянившись, запретный польский гимн "С дымом пожаров", помедлила минуту, захлопнула крышку фортепьяно и встала.

- Спать пора,- сказала она.- Я думаю, вы оба уж спите.

- Спать так спать,- сказал Иван Андреевич.- Завтра рано надо просыпаться.- Он говорил нарочные слова, чтобы скрыть свое волнение.

Огинский молча простился с хозяйкой и пошел в отведенную ему комнату, рядом со столовой. Ирина Сергеевна и Иван Андреевич ушли к себе в спальню, в угловую комнату на втором этаже, где два окна выходили во двор, а прямо против них, на середине двора, было несколько высоких берез, два другие окна выходили в сад, и через стекла виднелись темные кусты смородины, невысокие яблони, и все та же, осенью потемневшая, черемуха, и все та же, осенью разукрашенная, рябина.

Ирина Сергеевна посмотрела в окно, выходившее в сад, и долго ее манили осенние яркие звезды. Ей казалось, что эти далекие миры, доходящие до нас, до наших глаз, лишь как россыпь серебряных и голубоватых и неявственных световых точек и гроздий и сочетаний, сливались с тайной ее хотящего, ее горячего сердца. Вдруг ей показалось, что кто-то стоит в саду и смотрит на ее окно. Она торопливо задернула занавеску и, странно улыбнувшись, спросила мужа:

- Уж скоро совы будут прилетать? Правда?

- Да, я сегодня уж заприметил в лесу одного филина,- простодушно ответил Иван Андреевич.- Хотел было застрелить его, чтоб тебя потешить. Не знаю, почему-то не захотелось поднимать ружье. Уж очень он любопытно сидел на суку. Смотрел во все глаза и ничего не видел.

Ирина Сергеевна вздрогнула, и, хотя видела, что в словах мужа нет никакого второго смысла, не сказанного, но ей на минуту стало жутко и неуютно. Она подошла к нему вплоть, молча взглянула в это родное красивое лицо с невинно-лукавыми усмешливыми глазами и, охватив его шею руками, со всей страстью предала его рту свои губы.

И поздней, когда они были в радостной ночи и рядом и он хотел овладеть ею, она, уклоняясь немножко, шепнула: "Но только завтра ты не пойдешь на охоту и никого не будешь убивать, да? Ни филина, ни даже зайцев?" - "Милая, все, что хочешь",- сказал он, блаженно хмелея.

Эта ночь была ночь страсти, ночь ласк, ночь любви. Эта ночь была предельной чертой, когда с звездных деревьев на небе падают вниз золотые яблоки.

Ночь любящего и влюбленной, снова любящей. Встреча душ во встрече двух тел.

И когда молодая любимая задыхалась от счастья, она лепетала прерывающимся голосом: "Мой Ваня! Любимый!" Но в крайний острый миг пьянящего восторга, последнего, когда к лицу ее льнуло лицо ее желанного и два беспредельно были одно, в душе ее призрачно пронеслось, как шелест плакучей березы: "Зигмунт! Зигмунт!" Всхлипнуло чуть явственно, пронеслось и потонуло в заглушаемом стоне полного блаженства. "Мой! Желанный".

Когда падают осенние звезды, они скользят одну секунду, две секунды и нет их больше. Но иногда звезда падучая катится, захватывая полнеба, и после нее еще теплится световая полоса. Но вот она погасла, и нет следа ее явления. А иногда - иногда совсем иначе. Падучая звезда пролетела, разорвавшись огромным огненным шаром, и кто-то где-то, потом, совсем случайно и победно, найдет обломок не нашего мира, знак небесных полетов и горений, кусок небесного железа, метеорит. И этот гость иных миров надолго останется с нами, привлекая любопытные взоры. А кто-нибудь с душой тоскующей подойдет к такому обломку, и душе его сразу станет хорошо от сознанья малости здешнего и правды иного, далекого, куда влечется каждая хотящая душа. И тоскующий уйдет от такого свиданья освеженный, ступая по земле, как по звезде.

Та ночь была ночью ниспаденья небесного знака. А когда блаженные уснули, на осеннем небе поднялось и стало ворожить косвенным узором троезвездье Ориона.

Это было давно-давно. Это было полстолетия тому назад.

4