Под натиском запустения и грязи, которые разводил Юэн и которые уже ничто не могло повернуть вспять, Себ неизбежно отступал и прятался в своей комнате. А там, за стеной, дымились окурки в пепельнице и звучали виниловые пластинки. Повсюду валялись написанные от руки эссе. Юэн представлял себя этаким Достоевским, делающим заметки о жизни низов общества, или Гамсуном, нашедшим просвещение в голоде, или Фанте[6], вопрошающим пыль. Но он был никем. Экспериментируя с ЛСД, Юэн воображал себя Уильямом Берроузом или – дважды в неделю упиваясь до бессознательного состояния перед масляным радиатором в гостиной – Буковски. Каждый раз по утрам, выходя из своей комнаты, чтобы поесть или отправиться на учебу, Себ находил на замызганном коврике рядом с его скрюченным длинным телом шесть пустых банок из-под пива и сидра.
Его долгое мрачное молчание скрывало непереносимую боль. Она пряталась за отяжелевшими распухшими веками. Но никогда и ни с кем Юэн не делился этой болью. Даже в редкие моменты трезвости, когда он наконец разглагольствовал о «Холме грез» Артура Мэкена[7] или о нуминозных описаниях Алджернона Блэквуда[8], о привидениях Уэйкфилда[9] или видениях Блейка и множестве прочих разнообразных вещей: от Шекспира до Black Sabbath, от Шелли до Slayer.
Именно это привлекало Себа в Юэне. Он ощущал благоговейный трепет перед скрывающимся в нем незнакомцем. Чувствовал, что только Юэн в состоянии развить в нем его природную чувствительность к темным силам. Ему было необходимо поверить в собственный статус отверженного. Еще до поступления в университет Себ читал Кинга, Герберта[10], Баркера, Страуба и Лавкрафта, смотрел фильмы Ромеро, Кроненберга, Карпентера, Ардженто и Фридкина. Но именно от Юэна он узнал о Джеймсе[11], Шиле[12], Эйкмане[13], Кэмпбелле[14], Йейтсе, Хьюзе[15], Бодлере и Рембо. Именно Юэн познакомил его с творчеством Иеронима Босха, Брейгеля, Бэкона[16], Спейра[17] и фильмами Рене[18], Бергмана, Нила[19], Линча. Все это коренным образом изменило его мировоззрение, заставив по-другому мыслить, по-другому говорить или вовсе не говорить, а просто позволить своим чувствам выйти наружу и быть.
Но Юэн никогда не хотел отпускать Себа. К концу года Себ уже твердо знал, что Юэна не заботило ничего, кроме как напиться или оказаться под кайфом. И все это время он использовал Себа в качестве сиделки, камердинера, подмастерья, домработницы и восхищенного поклонника. Себ вкалывал в университете, затем вкалывал еще больше после. Но ведь он не был ничем обязан Юэну!
Не Юэн ли постоянно поощрял его желание отвернуться от всего материального, от семьи и друзей? Юэн считал, что бедность и желание избежать ответственности и привязанности было единственным способом стать настоящим художником, истинным творцом. И как только Себ заинтересовался этими идеями, как только начал видеть в них руководство к действию, он почувствовал, что уже не в состоянии по-другому воспринимать окружающий мир. Было ли это неизбежностью? Не в этом ли крылась причина его притягательности для Юэна? А он сам? Не чувствовал ли он, что Юэн был его предназначением? Или, по крайней мере, не был ли он ошеломлен своим собственным смирением? Тогда Себ не знал, что в восемьдесят девятом им уже суждено было расстаться.
А в тот год все только началось. Юэн стал источником его вдохновения. И на протяжении еще пятнадцати лет, занимаясь разными видами подработки – частенько в униформе, частенько низкооплачиваемой, иногда временной или ставшей единственным источником для существования, – перебиваясь в отдаленных уголках города, населенных бедными иммигрантами и теми, кто оказался за бортом жизни, – Себ ощущал на себе менторский взгляд Юэна. Если у других не было иного выбора, то он был просто
После публикации первых рассказов несколько откликов в прессе окончательно убедили Себа придерживаться выбранного курса, хотя время от времени ему очень хотелось узнать, как бы повернулась его жизнь, если бы он решился изменить ее. Но как? Найти постоянную работу? Он и понятия не имел, как это сделать и какая работа ему нужна.
Когда умерли оба его родителя – последней ушла мама, – Себ провел два года на антидепрессантах, нацепив форму охранника, а затем удача улыбнулась ему. Ужастики вошли в моду, и на него обратили внимание.