Под необъятными небесами

Ренца и Джачинто немного постарше. Когда-то они вели нормальную жизнь в Италии, а потом ушли в плавание. Их рассказы о приключениях заполняли вечера, когда мы отстаивались на якорях, ожидая, пока ослабнет сильный северный ветер. Они рассказывали, как плавали с маленькими детьми, о том как Ренца, одна, со старшим сыном отправилась из Италии в Египет. Они остановились в Ливийском порту, где их арестовали и конфисковали лодку. Своим детям они передали своё желание избегать банальности в жизни.

Теперь они, все вчетвером, здесь, на моторном катамаране, на котором их дети занимаются чартером в Красном море.

У Джачинто серо-голубые глаза много повидавшего человека.

Ренца же, держится так, словно случайно оказалась здесь, в семействе из трёх мужчин. На самом же деле, именно она крепко держит в руках штурвал и внимательно следит за курсом. Джачинто не может сидеть на месте ни минуты и не строит планов далее чем на шесть месяцев, лишь изредка осмеливается помечтать: — Через год мы тоже поднимем свои паруса.

Шутки, разговоры, рассказы.

То ли от того, что вокруг царит спокойствие, или потому, что люди, сделавшие такой жизненный выбор, всегда немного особенные, или от скоротечности времени, за короткий промежуток знакомства хочется дать друг другу самое лучшее. Видимо, между беспокойными душами устанавливается особое понимание, потому что связывающие нас отношения, это не простое знакомство. У меня чувство, словно мы друзья детства и были знакомы всегда. С тех пор, мы покинули Тавила, мы держим УКВ радиостанцию включенной на 77 канале, чтобы общаться с ними, но уже вчера было слышно очень плохо.

— Вы наверное уже дошли до Тора и гора позади мешает передаче. — голос Ренцо едва различим среди помех. На самом же деле мы гораздо дальше, потому что вопреки всем советам, мы не остановились на ночь и пошли в пролив Губал на закате солнца.

— Остановимся, или идём дальше? Ветер сильный, но завтра может быть ещё хуже.

— Пошли. Чтобы уж пройти и не думать об этом.

Ветер северный, пять или шесть баллов, но «Веккиетто хорошо идёт в лавировку, режет носом встречную волну и поднимается на ветер, волна за волной, миля за милей. После почти сорока тысяч пройденных миль и трёх лет плавания он всё ещё в отличной форме.

Мы заменили две ванты в Порт Морсби и третью во время плавания, посреди Красного моря, когда подходили к порту Санганеб. В остальном всё в порядке. Это очень большое удовлетворение, знать, что при желании мы можем в любой момент снова взять курс на юг.

В проливе Губал море сжимается до ширины всего в несколько миль. Галсы от берега до берега длятся меньше часа и каждый раз пересекают судовой ход и зоны нефтедобычи, которые усеивают пролив в шахматном порядке. За первую вахту этим вечером мне пришлось маневрировать один раз, меня пугало судно идущее с юга, и в бортовом журнале я видела запись, что Карло тоже пришлось менять курс один раз, из за судна с полу потушенными ходовыми огнями. Нефтяные платформы освещены как днём. Жёлтые сигнальные огни и белые — рабочее освещение. Металлические конструкции ночью кажутся толстыми инопланетными монстрами, шагающими по воде на многочисленных скелетообразных ногах.

Огромные факелы периодически вспыхивают у них наверху, отражаясь в поверхности моря. Попадающиеся изредка брошенные платформы, обозначенные тусклыми жёлтыми огнями, производят впечатление мест после бомбардировки или после землетрясения.

Вокруг платформ оживлённое движение судов самых странных форм: баржи, буксиры, суда с вертолётами на палубе, все возможные сочетания ходовых огней.

По центру проходят большие суда. С севера они идут караванами, потому что в канале их собирают группами и пропускают по очереди.

С юга приходят более разрознено. Силуэты некоторых просто огромны. С тех пор, как вошли в Красное море, мы видели множество очень больших судов. Самым большим был авианосец, попавшийся нам навстречу сразу после пролива Баб Эль Мандеб. Был закат, и он прошёл закрыв от нас солнце. На фоне неба были видны ряды самолётов на палубе. Но самое большое впечатление произвела его скорость: больше двадцати узлов, против ветра и против волны.

На рассвете следующего дня, 17 января, международная военная группировка объявила о начале военных действий.

Но что это за свист? Чёрт! Видневшаяся вдали буровая шевелится!

Это не платформа, я вижу силуэт судна! Но почему его так качает?

Оно на рифах!?

— Карлоооо!

Нет, здесь нет рифов.

— Карлоооо, Карлоооо! На помощь!

Неожиданно впереди, всего в нескольких метрах по курсу, зажигаются ходовые огни и огни освещения на палубе! Рыбак!

Люди на палубе кричат, свистят и выставив вперёд руки и ноги, готовые отталкивать нас! Машут руками в сторону кормы. Дёргаю изо всех сил верёвки ветрового пилота, они запутались и не отдаются, ноготь ломается почти у самого основания! Наконец штурвал свободен, я кручу его чтобы отвернуть от судна.

— Становись в дрейф. Становись в дрейф!

У меня подгибаются ноги и я оказываюсь сидящей на кормовой банке, вцепившись пальцами в оплётку штурвала.