Под необъятными небесами

Отпускаю фал, хватаюсь за переднюю шкаторину и тяну вниз изо всех сил, всем своим весом. Отстёгиваю фал и креплю за верёвочную петлю между штагом и первой стойкой лееров, потом с помощью верёвочек, заранее привязанных в нужных местах, креплю геную к лееру, в то время как она пытается вырваться со всех сторон. Креплю снова фал на мачте и бегом возвращаюсь в каюту, чтобы не принять ночной душ.

Теперь генуя снова поднята и лодка быстро идёт с попутным ветром, управляемая «Джованни». Несмотря на потери скорости во время шквалов, дневные переходы уже бьют все рекорды (для «Веккиетто»), от 135 до 160 миль. Может быть милей больше, милей меньше, так как в последние месяцы мой астигматизм должно быть ухудшился и в результате, при определении с секстантом, для меня стало проблемой совместить солнце с горизонтом.

— Всё в порядке? — спрашивает Карло из своего угла, когда я спускаюсь в каюту.

— Да. Великолепное звёздное небо. Как твои болячки?

— Ммм… Нет уже сил. Завтра попробую выйти.

Он лежит в углу, обложенный подушками с грудной клеткой перетянутой эластичными бинтами.

Это случилось на Галапагоссах, во время перехода в Почтовый залив, где стоит старая бочка из под рома, которую в незапамятные времена оставили китобои. Она служила, и служит до сих пор, почтовым ящиком [4]. Проходящие суда оставляли здесь письма, которые нужно было отправить домой и забирали адресованные в те места, куда сами направлялись. Почтовая служба полагалась на добрую волю тех, кто здесь пройдёт. Кто знает, насколько важно может быть письмо из дома для путешествующего в бескрайнем океане.

Мы не имели права идти туда, это можно только на местных, имеющих разрешение, лодках. Мы простояли пятнадцать дней в Пуэрто Айора и прилежно посещали близлежащие острова на местных судах. Однако, при уходе мы решили слегка нарушить правила, зайти на остров Флореана, оставить в бочке пару открыток, забрать письма адресованные в Австралию и Полинезию, после чего отправиться на Маркизы. Программа была такая, выйти с Санта Крус до заката, дойти до Флореаны, которая находится на расстоянии всего нескольких миль и лечь в дрейф на ночь, на рассвете бросить якорь, сойти на берег, сфотографировать бочку, оставить почту и убраться до того, как катер Станции Дарвина пройдёт со своим ежедневным обходом. Ночью, когда мы лежали в дрейфе, Карло, видимо немного сонный, выходил в кокпит, проверить, всё ли нормально, и при неожиданном крене лодки на волне, упал, ударившись рёбрами о банку. 

Жуткая боль и трудно дышать. Я забинтовываю его, соединив два самых широких эластичных бинта из тех. что у нас есть. Отыскиваем на лодке угол, куда он мог бы залезть, чтобы как можно меньше чувствовать качку.

На следующее утро, мы стоим на якоре в Почтовом заливе, проходит катер Станции Дарвина. Они подходят к нам и вежливо, но очень настойчиво просят уйти. Однако, когда Карло появляется в люке в наряде египетской мумии, относятся с пониманием.

Через два дня появляется доктор, осматривает «раненного» и оглашает приговор: — Возможно, это только трещина. Можете оставаться здесь ещё две недели. Потом, если будут проблемы, я сделаю вам разрешение на дополнительный срок.

Непредусмотренная задержка нарушает все наши планы, но выбора нет. «Веккиетто», в тиши бухты, покачивается на лёгкой волне поднимаемой бризом. Каждое утро пляж полон следов черепах, которые ночью спускаются сюда откладывать яйца. Некоторые следы очень свежие и доходят до самого моря. Часто раздаются звуки похожие на лай, это группы тюленей приплывают половить рыбу вокруг лодки.

Каждое утро я беру подводное ружьё и отправляюсь на охоту. Моё любимое место, большая чёрная подводная скала, на входе в бухту.

Она населена красными и оранжевыми крабами величиной с руку и такими блестящими, что кажется, будто они покрашены эмалью. Под скалой обычно скрывается стая серых с жёлтыми полосами рыб, с заострённой головой и острыми зубами. Не знаю, как они называются, но, ещё будучи в Венесуэле, мы узнали, что на вкус они великолепны. Каждый раз подстреливаю одну из них, этого достаточно на два раза поесть, и возвращаюсь на борт. Карло ждёт меня в кокпите, укрывшись под огромным сомбреро. Жалуется:

— Ты не могла бы сходить чуть подальше, поискать что-нибудь другое, для разнообразия?

— Ты с ума сошёл. Вокруг столько акул. Ни за что не пойду дальше. — но на самом деле он это от зависти, что сам не может охотиться.

Так проходит неделя, в конце которой нас снова навещает медик: — Ну, как себя чувствует наш друг?

— Немного лучше, сегодня ночью ему удалось даже поспать. Если нет никаких противопоказаний, мы хотели бы отправиться дальше.

— Вы с ума сошли! Он ещё не выздоровел! Врач обескуражен.

Обычно люди что только не выдумывают, лишь бы остаться подольше на островах.

— Да, знаю, но если мы задержимся ещё, упустим благоприятный сезон.

— Но он не может двигаться. Он должен лежать.

— Конечно, он будет лежать.

— А лодка?

— Ну…Я сама.