Анна погладила его по голове и вздохнула. Из всех троих сыновей она больше всего любила этого. Он был так похож на нее: те же глаза, те же высокие скулы, рыжие волосы и тот же нрав: то веселый, то печальный, жизнерадостный, обидчивый, непосредственный. Он один свободно понимал и говорил по-русски. Роберту не было еще и шести лет, когда он с матерью выучил все статьи «Русской правды», составленной Ярославом, отцом Анны. Мать с восхищением слушала, как ребенок перечисляет, на какие возмещения убытков имеет право потерпевший, какую цену надо заплатить за то или иное преступление. Для Анны это была возможность одновременно проверить знания сына и услышать русскую речь. Но с тех пор как он покинул мать и присоединился к Филиппу, поведение Роберта изменилось. Когда Анна приходила на уроки мэтра Ангеррана и расспрашивала Роберта о его успехах в русском языке, он притворялся, что не понимает, и не отвечал.
А Филипп с трудом скрывал торжествующую улыбку. Несмотря на все усилия Анны и ее супруга, король не прощал матери вторичного замужества. Анна полагала, что со временем Филипп поймет и подружится с Раулем. Но король терпел присутствие графа при дворе только по настойчивой просьбе регента Бодуэна, боявшегося влияния графа на королеву-мать. Бодуэн опасался, что граф объединится с врагами королевства.
Анна очень страдала от всего этого. Она чувствовала себя усталой. Новость, что она снова в положении, лишь усилила ее нервное состояние и враждебность сыновей.
Сидя в зале санлиского замка около постели Роберта, скрытая от посторонних глаз тяжелым пологом, заглушавшим смех и шум голосов, Анна молилась. Уже много дней лихорадка у ребенка не спадала. Прописанные лекарства не приносили пользы.
Когда Матильда узнала о болезни крестника, то послала к Анне своего лекаря Жана де Мира. Осмотрев больного, он заявил:
— Ребенок болен не только телом, но и душой. Остается молить Бога.
Молить Бога? Анна умоляла его уже много дней и ночей. После ночи, которую все посчитали последней, на заре, Анна покинула замок в сопровождении только одного оруженосца. Несмотря на то что была в положении, Анна поскакала к затерянной в лесу поляне. Посреди поляны стояла хижина отшельника, знавшего травы. Все говорили, что он святой.
— Монах, мой сын умирает, дай ему лечебное снадобье, — взмолилась она.
— А разве ты не давала ему своих снадобий, говоря при этом обрядовые слова? — вопросил мудрый отшельник.
— Да, но это не помогло.
— Конечно, те слова, что ты произнесла, шли от дьявола, а не от Господа нашего.
— Они шли от богов моей страны… Помоги мне! — взмолилась женщина.
Отшельник долго молчал, глядя на небо. Анна молилась, стоя на мокрой траве. Через некоторое время монах опустил глаза и с состраданием посмотрел на нее.
— Уходи, дочь моя. Я ничего не могу для тебя и твоего сына сделать. Доверься Богу и моли святую Деву Марию. Ступай же.
— Отец мой, умоляю, нет ли у вас какого снадобья?
— Увы, нет. Я исчерпал все свои знания. Теперь можно обратиться только к Богу. А сейчас оставь меня. Пойду помолюсь за тебя, бедная мать, и за твоего ребенка.
Подавленная, вдруг почувствовав неимоверную усталость, Анна поехала назад. Ее бессильные руки не управляли поводьями. Она дала коню нести себя. Обеспокоенный оруженосец осведомился:
— Ваше величество, может, вы немного отдохнете?
Анна лишь покачала головой. Молодой человек привязал к недоуздку веревку и поехал рядом. Он все время оборачивался, боясь, что Анна соскользнет с седла, и клял себя за то, что послушался королеву и поехал без надлежащего сопровождения. Они могли ведь попасть в руки разбойников. Оруженосец настороженно прислушивался к шуму леса. Если с госпожой случится несчастье, граф де Валуа убьет его. Несмотря на холод, юноша был весь в поту. Ему казалось, будто под ветвями пробираются тени, будто лиходеи скрываются за стволами деревьев.
И вдруг их окружила группа одетых в лохмотья и вооруженных рогатинами и палками всадников. Вновь обретя смелость, оруженосец встал между этими людьми и королевой. Брошенная с силой рогатина пронзила ему шею. Он упал, обрызгав королеву кровью. Во время нападения Анна даже не пошевелилась. Теперь вид крови, запачкавшей платье и руки, привел ее в себя. Она высокомерно посмотрела на разбойников. Их было шестеро. Один из них, вероятно, главарь шайки, выдвинулся вперед. На нем была монашеская ряса, жесткая от грязи. Из-под капюшона сверкали порочные и злые глаза.
— Я думаю, братья мои, что нам досталась хорошая добыча. Посмотрите-ка на ее одежды. Это наверняка жена какого-нибудь богатого сеньора, может быть, даже графа, — сказал он, жадно разглядывая Анну.
— Ты бредишь. С каких пор жены графов гуляют в лесу с простым оруженосцем?
— Не с оруженосцем, а с любовником… — сдерживая гогот, сказал главарь.
— …от которого она понесла! — предположил другой разбойник.
— Клянусь сатаной, ты прав, мы получили двойную добычу!
Эта шутка вызвала громкий смех у всей банды.
Самый молодой разбойник, с повязкой на одном глазу, выехал вперед.