Под небом Новгорода

На следующий день, после одного из кутежей, Ирина заявила графу, что она ждет ребенка. Граф рассмеялся и осведомился, знает ли она, кто отец? Ирина бросилась к ногам Рауля, клянясь, что это он. Граф вдруг перестал смеяться и, схватив Ирину за волосы, заставил ее встать.

— Не говори глупости! На моих глазах ты не раз бесчестила себя с другими. Этот ребенок не может быть моим!

Ирина вырвалась, оставив в руках графа клок волос.

— Я отдавалась другим по твоей просьбе! Я соглашалась осквернять себя с твоими друзьями лишь в угоду тебе. Все, что я делала, делала для тебя…

— И тебе это удалось, маленькая развратница! Никогда не встречал женщины, более покорно подчиняющейся моим прихотям. Продолжай в том же духе, если хочешь и дальше прельщать меня. И не говори мне никогда об этом ребенке. Отделайся от него, понятно?!

— Никогда! Это же грех.

Граф чуть не задохнулся от смеха. — Продолжая смеяться, он опрокинул Ирину на пол и, держа ее животом вниз, задрал юбку, приподнял бедра и слегка похлопал. Широкие и белые бедра порозовели. Рауль высвободил свой член и вошел в Ирину с силой, заставившей ее закричать от удовольствия и боли.

Удовлетворив свою похоть, граф оторвался от Ирины и зло оттолкнул ее:

— Убирайся, оставь меня!

Девушка уцепилась ему за ноги, невнятно бормоча. Удар кулаком заставил ее разжать руки. У нее из носа тотчас потекла кровь. Граф повернулся и вышел.

Долгое время Ирина оставалась распростертой на полу, глядя сухими глазами в одну точку. Когда девушка встала, она уже знала, что делать.

* * *

Ни Анна, ни Елена долго не замечали округлившегося живота Ирины. Она смогла скрыть свое положение.

Ирина родила преждевременно, к концу весны. Схватки начались на рассвете. Она спряталась в хижине, находившейся в лесу Санли. Там жила старуха, считавшаяся колдуньей. Ее звали Ирмелина. Когда-то она была красива. Ирмелина снабжала многих сеньоров ядом и живительной жидкостью, а дам — приворотным зельем. Рауль де Крепи был одним из ее покупателей. Старуха знала Ирину, так как часто видела ее в обществе графа. Ирмелина не выразила никакого удивления, когда молодая женщина рухнула на покрытый мусором пол ее халупы.

— Ты мучаешься, милая? Лучше бы ты пила мое снадобье. Тогда была бы сейчас стройной и гибкой, как молодое деревцо.

— Старуха, послушай меня. Мне ни к чему твои советы. Те, которым я следовала, не принесли мне удачи…

— Ты говоришь о моем приворотном зелье? Ты не сделала того, что я велела тебе сделать…

— Я не поверила…

— И ошибалась. Сейчас граф был бы у твоих ног.

— Кто тебе говорит о графе?!

— Не считай меня дурой. Я видела, как ты крутилась возле него. Не надо быть кудесницей, чтобы увидеть, как ты его любишь. А он тебя — нет.

— Замолчи!.. Мне больно!..

— Иди сюда.

Ирмелина уложила Ирину на моховую подстилку.

— Подними платье и раздвинь ноги… так… хорошо!

…К концу утра Ирина родила маленького, хилого мальчика. Старуха завернула ребенка в кусок грязной материи и положила его около матери. Ирмелина задумчиво смотрела на мать и сына. Вечером, дав роженице выпить горького отвара, она спросила:

— Ты все еще хочешь, чтобы граф полюбил тебя?

— Что я должна сделать? — спросила Ирина приподнявшись.

— Отдай мне своего ребенка.

Глава двадцать четвертая. Шабаш

Ночь была темной. Лошади спотыкались на рытвинах дороги, покрытой толстым слоем снега. Факел в руках головного всадника слабым желтым светом освещал деревья и ветки, покрытые инеем. Воздух был ледяной. Только вой одинокого волка нарушал время от времени тишину. Изо рта людей и лошадей валил тяжелый пар. Вдруг долгий крик прорезал тишину. Оливье вздрогнул. Маленький отряд остановился, насторожившись.

— Ты слышал? — прошептал Оливье.

Филипп сделал ему знак молчать.

— Потушите факелы, — тихо сказал он.

Темень сразу окутала всадников. Все насторожились, прислушиваясь к малейшему шуму. Филипп уже собирался приказать снова двигаться вперед, когда послышался еще крик. Люди, не знавшие страха в бою, больше всего опасались злых ночных духов. Охваченные ужасом, они перекрестились.

— Слушайте, — прошептал один из них.

До них донеслись обрывки пения.

— Это, должно быть, шествие монахов.

— Ты когда-нибудь видел монахов, разгуливающих ночью по лесу в разгар зимы?

— Молчать!

Скоро сквозь ветки они увидели слабый свет. Все отчетливее делались голоса. Порезанный приказал воинам остаться на месте, а Оливье следовать за собой. Друзья двинулись ползком по снегу.