Под небом Новгорода

— Я устала, свет ранит мои глаза. Попроси, чтобы опустили занавески.

Филипп был поражен внезапной бледностью Анны. Он позвал Бланш де Шовиньи, которая стала ухаживать за госпожой.

* * *

Вдоль берегов Франции, Дании, Германии все время стояла хорошая погода. Подгоняемая ветерком, «Мора» быстро двигалась, рассекая воды.

Они прибыли в Ригу в августе и оставили там корабль. Королева просила капитана поблагодарить герцога-короля.

В Риге их ожидало пышное посольство Киевского князя. Усталая Анна не смогла участвовать в празднествах. Она попросила без промедления двигаться в Новгород.

По Двине, лежа на мехах, Анна спустилась на длинной лодке. В Полоцке они пересели на носилки и лошадей. Незадолго до того, как снова сесть в лодки на реке Волхове, Анна долго говорила с Филиппом.

— Векша, я боюсь не доехать до Новгорода… Нет, ты не прерывай меня. Мои больные глаза едва различают свет. Я чувствую солнце у себя на лице, но его почти уже не вижу. Наверное, Бог наказывает меня за то, что я покинула своих детей, и лишает меня возможности вновь увидеть Новгород. Друг мой, обещай быть моими глазами, если я доживу до Новгорода.

— Не говори так, ты будешь жить, будешь видеть… — горячо возразил Филипп.

— Нет, я, может быть, буду жить, но я не увижу города моих предков. Ты никогда не хотел, чтобы я увидела твое лицо; теперь, когда мои глаза почти мертвы, сними маску, чтобы хоть мои пальцы узнали твои черты.

— Зачем?

— Прошу тебя! Моей руке не терпится погладить твое изуродованное лицо.

Филипп повиновался, развязал завязки, удерживавшие его маску. Ему был приятен свежий и мягкий воздух, но, когда дорогие ему руки пробежали по его несчастному лицу, это было самым прекрасным ощущением, что он испытал за всю жизнь.

— Любовь моя, как ты должен был страдать! — сказала Анна, плача. — Но я узнаю прежнего тебя под этими шрамами. Под моими пальцами ты, как в юности, красив и молод, Векша! Я, напротив, должна тебе казаться очень старой!

— Ты — старая?! Ты никогда не будешь старой. Бог сделал тебя навечно прекрасной, и я благодарю его за то, что он дал мне радость любоваться тобой. Если бы Господь позволил, я провел бы свою жизнь, любуясь тобой… Да, засмейся еще! Ты смеешься так, как тогда, в былые годы, когда мы вместе катались верхом.

— Ты не позволял мне обгонять, но я все равно обгоняла тебя!

— Потому что я придерживал лошадь!

Она попыталась ударить его, он засмеялся.

— Ты так и не научилась проигрывать! Хоть я и позволял тебе обгонять меня, но все равно ты лучшая всадница, какую я когда-нибудь знал.

— Хоть ты это признаешь!

Они разговаривали до посадки в лодку, то ссорясь, то смеясь.

— Обещай описывать все, что ты увидишь, не пропускай ничего: цвет неба, форму облаков, полет птиц, одежду женщин, силу мужчин, улыбки детей и, главное, сам Новгород… Твоими глазами я хочу все видеть! А теперь оставь меня. Мне надо хранить силы, если я хочу доехать туда.

* * *

Анну охватила лихорадка. Она жаловалась на ужасные головные боли, а из ее глаз вытекала жидкость, окрашенная кровью. Вечером наступало небольшое облегчение. Филипп не покидал ее и даже спал около нее, положив между ними меч.

Однажды утром жар спал, боли несколько утихли, а глаза перестали слезиться. Анна выпила немного молока и попросила камеристок умыть себя и причесать. Филипп был потрясен ее худобой. Он отнес завернутую в белую простыню Анну на нос ладьи, а Бланш причесала длинные волосы, сохранившие свой прежний блеск. Когда волосы высохли и были заплетены в косы, Анна захотела чуть подразмять ноги.

С наступлением ночи Анна попросила, чтобы ее одели в самый лучший наряд, со всеми украшениями. Сейчас она походила на богиню. Ее спутники по путешествию перекрестились, видя ее такой бледной, прекрасной и хрупкой.

— Векша, завтра мы прибудем в Новгород, не забудь о своем обещании, расскажи все, что увидишь.

— Я обещаю, моя любимая.

Эту ночь Анна спала в объятиях Филиппа.

* * *

Солнце стояло еще невысоко, когда они увидели, как к ним на лодках приближаются девушки и юноши в праздничных одеждах. На носу каждой лодки стоял монах, раздавая благословения. Филипп принес Анну на нос ладьи, где она и села. Ее мертвые глаза не видели, но она слышала звон колоколов Новгорода. Ее лицо осветилось счастьем.

— Какой сегодня день? — спросила она.

— Пятое сентября, королева, — ответила Бланш де Шовиньи.

Прижав руки к груди, Анна пыталась сдержать биение сердца.

— Векша, — прошептала она, — рассказывай!

Тогда ровным голосом он стал рассказывать. По мере того как Филипп говорил, лицо королевы разглаживалось. Ничто не изменилось, прекрасный город ее детства оставался таким, каким он был в ее воспоминаниях.

— Небо все такое же большое?

— Огромное, такое же огромное, как моя любовь к тебе.