Под небом голубым

Однако — вот главная странность! — на сей раз домов, как таковых не было. Вообще, ни в каком виде. Вместо них, ровные и похожие одна на другую, как зубья в расческе-ежике, торчали во все стороны колонны. Их серый цвет навевал мысли об издохшей в муках селедке и неуплаченных долгах. Колонны отличались друг от друга только своей высотой (от метра над мостовой до заоблачных высот) и степенью наклона над упомянутой же мостовой. Меж колоннами сновали и лепетали Обитатели. Существа представляли собою двухметровые конусы, направленные расширением кверху; снизу из основания конуса выползало по тонкому хлысту, который волочился за Обитателем, напоминая веревочку от воздушного шарика. Да и сами существа, словно воздушные шарики, носились по воздуху, не касаясь земли. (Ведь не принимать же всерьез веревочки!) Конусы могли быть расцвечены как угодно ярко, но хвосты-хлысты у всех созданий блестели металлическим блеском. Обитатели гоняли меж колонн, словно тараканы, и лепетали, лепетали, лепета…

Человек пожал плечами: пускай себе лепечут. Ему нет никакого дела до этих гигантских воронок, похожих на свернутые конусом масляные блины.

Человек выбрался из фонтана и пошел к саду (на самом деле он шел, куда глаза глядят, зная по опыту, что сад явится сам). Интересно, каким тот будет в данном случае?

Потом… что же было потом? Ах да! — потом он увидел очередь.

Несколько десятков хвостатых конусов выстроились в ряд, повернувшись — как показалось человеку — своей передней частью куда-то вдаль и глядя один другому в затылок. (Разумеется, не было никакой уверенности в том, что у нынешних Обитателей вообще есть передняя и задняя части, а не, скажем, только верхняя и нижняя, — но человеку так показалось. В этом городе он привык полагаться на собственные ощущения: ничего другого не оставалось). Хлыстатые перегородили улицу и еще несколько других улиц; очередь скрывалась вдали, за колоннами, и понять, куда же смотрит самый передний из конусов не представлялось возможным. Разве что пойти вдоль ряда… — но человек хотел есть и направлялся в сад. Да и не исключена возможность ошибки: вдруг начало очереди в другом ее конце, а не в том, который кажется таковым.

Одним словом, подавив в себе древний инстинкт ученого-естествоиспытателя, попросту именуемый любопытством, человек отправился дальше. А дальше-то стеной стояли конусы. (Вернее, висели в воздухе, что мало что меняло).

Конусы находились один от другого не так, чтобы очень уж далеко, но и не слишком близко. В общем, протиснуться между ними, не задев ничьих тел и чувств, было вполне возможно.

Человек присмотрелся, выбрал двух подходящих, с виду смирных Обитателей и смело шагнул вперед.

Очередь взбесилась. Другое слово просто сложно было бы отыскать, пытаясь описать то, что произошло. Конусы издали лепет-крик, в котором явственно прозвучали угрожающие нотки, и рванулись к человеку со всех сторон. Их хлысты взлетели в воздух, доказывая, что да, не в них, хлыстах, суть, и что Обитатели все-таки на самом деле летают. Правда, человеку сейчас было не до наблюдений подобного рода.

При всей их гибкости, хвосты конусов по прочности не уступали металлу. И хлестали по телу человека изо всей силы, так что он спустя мгновение уже валялся на мостовой, отчаянно закрывая руками голову и пытаясь свернуться в позу нерожденного младенца. Свернуться не удавалось — хлысты обвивались вокруг запястий и тянули в разные стороны.

Боль. Ужас. И этот детский лепет….

Следующей мыслью было: «Наконец-то. Хоть и глупо, но наконец-то…» И вдруг мостовая вздрогнула. Одновременно с этим где-то вдалеке упало нечто тяжелое. Обиженно взвизгнули Обитатели, но от человека не отступились Упало снова. Потом еще и еще.

Вс„ ближе и ближе.

Одномоментно хлысты соскользнули с запястий, оставили в покое лодыжки и уши, отползли прочь, исчезли, улетели…

Он принял тишину, как подарок, он рвал оберточную бумагу руками, чтобы скорее добраться до коробки, затем открыл ее и погрузился в беззвучие, погрузился с наслаждением повторяя то же самое: «Наконец-то. Хоть и глупо, но наконец-то. Наконец-т…»

8. Но это было еще не то, о чем он мечтал. Всего лишь минутное забвение, после которого явились боль и растерянность. Человек не понимал, как ему удалось выжить, благодаря чему.

Он лежал на мостовой, жалкий и избитый хлыстами конусов, лежал, и за ушами, на руках и ногах было влажно и липко.

«Разумеется, кровь. Разумеется»…

Конусы проносились вверх-вниз (то есть, конечно, вправо-влево, но он лежал на боку и поэтому видел все немного иначе), проносились, по-прежнему лопоча что-то в пространство и не замечая человека. Впрочем, скорее, намеренно игнорируя.