Под небом Африки моей

Однажды, сразу после аптеки (как всегда, взявши меня с Lauren изначально в заложники), Ванька купил пару соленых огурцов. Они были широкими и плоскими, как разношенные шлепанцы. Та же самая бабка, ловко применив камуфляж из веников, продала Ваньке бутылку сладкого шампанского.

Рядом располагалась детская площадка. Детсадовские питомцы разноголосо попискивали в песочнице; толстые, грубо разукрашенные воспитательницы сплетничали непосредственно возле. Ванькино врожденное лицедейство, видимо, подсказало ему, что более благодарных зрителей грешно и желать.

Он примостился под отдаленным грибком-мухомором и, не вынимая шампанское из фельдшерского саквояжа (возможно, то был саквояж все-таки акушерский), начал там, в нутре саквояжа, его открывать. Эта операция вслепую была не менее рискованной, чем акушерский поворот на ножку при поперечном положении плода – и требовала, пожалуй, не меньшей квалификации. Наконец, миновав створки полуоткрытого саквояжа, обильная белая пена пошла верхом.

Это был Ванькин бенефис, он же триумф. И то сказать: минуло лишь одиннадцать утра, а он уже запустил башку в саквояж, и вот – лакает себе там, как сказано в народной кинокомедии, опохмелку «аристократов и дегенератов»… Когда башку свою он наконец вытащил – ошалелую, словно новорожденную, сплошь в Боттичеллиевых пузырьках серебристой пены, – вокруг него таращили глаза большеротые детки, напрочь позабывшие про свои лопатки, формочки и песочные куличики. Это ли не успех?

Более того: от стайки воспитательниц отделилась самая-пресамая грудастая – и решительно двинулась к Ваньке – очевидно, не в силах противиться мощной гравитации его очарования. Тут Ванька вытащил бутылку на свет. Захлебываясь и кашляя, он принялся «добивать» свое изысканное лекарство, при этом, конечно же, и обливаясь им вследствие еще не до конца восстановленного равновесия. По-крестьянски крупно и степенно откусывая, заедал Ванька зелье-шампанское мятыми солеными огурцами… Пережевывая эти и без того словно бы жеваные огурцы, Ванька задыхался, хрипел и мычал, словно загнанный волком теленок… Но этого ему было мало: он выл и рычал, как загоняющий теленка волк… Детки благодарно смеялись… Еще приближаясь, воспитательница вежливо начала:

– А ну вали отсюда, ханурик. Ишь, прилабунился, вонь стоеросовая…

И, шагнув под грибок-мухомор, наотмашь хлестанула Ваньку резиновой детской скакалкой.

Но Ванька не растерялся. Он вывернулся от женщины-педагога, в пару прыжков достиг детской горки, взмыл на нее соколом и, помогая себе огурцом, взялся жестикулировать:

Приятен вид тетради клетчатой!
В ней нуль могучий помещен!
А рядом нолик искалеченный!
Стоит, как маленький лимон!!

О вы, нули мои и нолики!
Я вас любил, я вас люблю!!
Скорей лечитесь, алкоголики,
Прикосновением к нулю!!

Нули – целебные кружочки!
Они врачи и фельдшера!
Без них больной кричит от почки!
А с ними он кричит «ура!!».

Когда умру, то не кладите,
Не покупайте мне венок!
А лучше нолик положите
На мой печальный бугорок!!
На мой печальный бугорок!!
На мой печа-a-a-aльный бугорок!!

Стоявшие вблизи детки начали плаксиво кривить рты… И тут Lauren пришла в голову идея. (Очевидно, ее натолкнул на то упомянутый в стихотворении «маленький лимон».)

– Иван Лексеич, – пропела она бархатным контральто, словно незабвенная Marian Anderson, – помоги нам, сударь, пожалуйста, немножко фруктиков купить…

Иван Алексеевич так и ринулся со своего постамента. Помочь он всегда был рад! Мы подволокли его к автобусной остановке, возле которой, под навесом, на манер туркменских халатов, ярко полосатились арбузы, частично взрезанные до сочного, кроваво-красного мяса – и, словно соблазняя призраком исчезнувшей Янтарной комнаты, золотились дыни… Lauren выбрала самый большой, почти неподъемный арбуз – и самую увесистую дынищу – имперскую, словно бы с экспозиции ВДНХ… передала мне… расплатилась… «Зачем нам столько?..» – успел шепнуть я. Но тут подошел автобус…

– Телятников, – крикнула Lauren, – подержи-ка! – И, выхватив плоды у меня, вдвинула Ваньке в подмышки то и другое.

Так и запомнил я его, уплывавшего в окне этой раздолбанной муниципальной колымаги: растерянного, обманутого – руки в раскорячку, под одной – громадный арбуз, под другой – громадная дыня, в одной – котомка с банками, в другой – фельдшерско-акушерский саквояж, очки сползли на кончик носа… хармсовский персонаж, да и только…

– Зачем ты так, Lauren? – шепнул я ей в персиковое ушко. – Это жестоко…

– Подумаешь, непротивленец!!. – вскипела моя богиня. – Миротворец, тоже мне, понимаешь!..

И, слово за слово, мы рассорились навсегда.

Dar es Salaam