Читаем Под нами Берлин полностью

Мои надежды побывать дома рухнули. Кустов тоже был расстроен.

Я пошел к командиру полка на квартиру и попросил, чтобы он послал меня, а не Кустова, и откровенно объяснил причину. Василяка не задумываясь решительно воспротивился.

— Ты что, не понял? Я ведь специально посылаю Кустова в тыл. Любовь в. наших условиях может только помешать. — Василяка говорил все более запальчиво. — Он молодой, влюбился сразу. Может быть, разлука пойдет ему на пользу.

— А если нет?

На землистом лице Василяки на минуту мелькнуло сожаление.

— Это будет для Кустова очень плохо. Сейчас не время для любви.

Василяка рассуждал весьма практично, но внутренне согласиться я с ним не мог.

— Понятно. Я весь наш разговор так и передам Кустову.

— Ни в коем случае! — возразил Василяка. — Ему скажи, что я тебя не могу послать в командировку только потому, что ты с Лазаревым будешь готовить молодых летчиков. А больше из твоей эскадрильи послать некого. Потом, после возвращения Кустова, поговоришь с ним.

Не успел я отойти от дома, где происходил разговор с Василякой, и пяти шагов, как неожиданно раздался голос Кустова:

— Ну как, разрешил?

Мы с ним заранее договорились, что он будет ждать меня, как обычно, на квартире, но парень не вытерпел.

— Нет.

— Почему?

Хоть в темноте и нельзя было ничего разглядеть, но я по голосу угадал, что он волнуется.

— Приказ есть приказ! Его не обсуждают. И тебе тут нечего кипятиться. Дело прежде всего! Никуда не денется твоя Люся.

В этот вечер Кустов специально пошел в соседний дом, где было пианино. Игорь играл на многих музыкальных инструментах. Долго оттуда лилась грустно-тревожная музыка. Никогда я не слышал от друга такой игры.

На другой день он вместе с группой улетел на восток.

2

С рассвета гудит аэродром.

В воздухе самолет нашей эскадрильи. Летчики, толпясь у командного пункта, внимательно следят за воздушной акробатикой своего нового товарища. Упруго разрезая морозный воздух, он непрерывно, словно кистью на голубом полотне, чертит белые узоры. С минуту они красуются в небе, а потом блекнут и совсем исчезают.

За пилотажем с повышенным интересом наблюдает и командир полка майор Василяка. Но вот самолет оборвал свою металлическую музыку, и Василяка, не сводя с него своих маленьких глаз с постоянным хитроватым прищуром, уверенно, словно он управлял машиной, сказал мне:

— Капитан, смотри! Сейчас Коваленко начнет штопорить.

И действительно, самолет, погасив скорость, свернулся вниз, сделал несколько витков штопора и крутым разворотом взмыл вверх. Потом, приняв горизонтальное положение и как бы накоротке передохнув, снова неторопливо завертелся. В управлении машиной не чувствовалось той молодцеватой резвости, которая свойственна опытным летчикам-истребителям. Многие фигуры получались вялыми и даже какими-то тяжелыми, аляповатыми.

Смотреть на такую работу — удовольствия мало. Даже временами испытываешь какую-то досаду, и порой руки и ноги невольно двигаются, как бы желая помочь летчику.

А он упорно повторяет одну фигуру за другой. Сколько он сделал переворотов, петель Нестерова, бочек, виражей, боевых разворотов… — трудно счесть. Командиру полка, старому инструктору, привыкшему иметь дело с горячей озорной молодежью, видимо, надоело это нудное зрелище:

— Ты определил ему время в зоне, как положено?

— Нет.

Василяка недовольно хмыкнул.

— Зря! Этот может с утра и до вечера кордебалетить.

Владимир Степанович перестал следить за пилотажем. Он деловито расправил под ремнем складки своего черного реглана, чуть отодвинул назад пистолет, висевший у него сбоку, и доверительно спросил:

— Как думаешь, получится из него что-нибудь путное или нет? Ему ведь уже тридцать четыре года. По возрасту самый старый летчик в полку. Может, поздно из него делать истребителя. Человека просто можем ни за грош угробить. У него жена, дочь…

Я уже имел определенное мнение о Коваленко, но задумался.

Летчик-истребитель именно делается, но делается не в тридцать четыре года, в 17 — 20 лет. И обязательно только тогда, когда юноша полюбит эту профессию. Летать на самолете можно и до пятидесяти и более лет. А вот в тридцать четыре года только еще научиться летать на истребителе и быть хорошим рядовым воздушным бойцом — трудно. По крайней мере никто в полку не мог привести такого примера.

Для истребителя (речь идет о таких летчиках, кто истребляет врага, а не просто летает), как и для спортсмена, существует возрастной предел. Правда, среди советских летчиков есть несколько человек и под тридцать пять лет, сбивших много фашистских самолетов. Однако они летают на истребителях с молодых лет и сейчас являются большими командирами.

Коваленко — рядовой, а теперь много молодежи, уже освоившей самолеты, так стоит ли, действительно, с ним возиться? Допустим, научим его хорошо летать на боевом «яке», пошлем в бой — и он погибнет…

Василяка снова спросил:

— Конечно, мы формально ни в чем не будем виноваты. А морально?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное