Лицо Доватора под тенью барашковой папахи горело возбужденным румянцем. Он не чувствовал онемевших на эфесе клинка пальцев и не замечал падавшего за ворот шинели снега. В груди поднималось острое чувство радости и гордости.
Буслов находился в переднем ряду на правом фланге. Ему казалось, что каска слишком давит ухо и мешает слушать то, что говорят с трибуны. Концом лежащего на плече клинка он слегка приподнял каску и затаил дыхание.
На Мавзолее, у микрофона, в слегка запорошенной снегом шинели стоял И. В. Сталин.
"Товарищи! - говорил он. - В тяжких условиях приходится праздновать сегодня 23-ю годовщину Октябрьской революции".
Он поднял голову и обвел глазами выстроившиеся войска. На его фуражку и воротник шинели пушистыми звездами падал снег.
"Разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны победить немецких захватчиков? Бывали дни, когда наша страна находилась в еще более тяжелом положении, - говорил Сталин. - Вспомните 1918 год, когда мы праздновали первую годовщину Октябрьской революции. Три четверти нашей страны находились тогда в руках иностранных интервентов... Теперь положение нашей страны куда лучше, чем 23 года назад... Наши людские резервы неисчерпаемы. Дух великого Ленина и его победоносное знамя вдохновляют нас теперь на Отечественную войну так же, как 23 года назад".
Мощное раскатистое "ура" заставило Буслова вздрогнуть. Конь, взмахнув головой, переступил с ноги на ногу. Буслов крепко придержал повод и с радостным вдохновением громко крикнул "ура", не замечая, что он опоздал и своим опозданием нарушил стройность приветствия. Этого никто не заметил, кроме Доватора.
Лев Михайлович понимал, какое чувство обуревает Буслова и всех присутствующих на параде людей. Тысячи бойцов и командиров проходили мимо стен древнего Кремля, и все, как один, в строгом равнении повернув голову, смотрели на трибуну, где стояли руководители партии и государства.
Проезжая по улицам Москвы, Буслов глубоко задумался и ничего не замечал вокруг. Он не слышал даже окрика знаменосцев, на которых наехал.
- Не ломай строй, - оглянувшись, сказал ему Торба, - объезжай слева.
- Зачем объезжать? - не понимая, спросил Буслов.
- Генерал вперед вызывает, сколько раз тебе говорить?
Буслов дал коню шпоры и в несколько резвых скоков подъехал к генералу.
- Буслов, почему "ура" один кричал, а после команды "Смирно" клинком за ухом чесал? - весело глядя на опешившего разведчика, спросил Доватор.
Посмотрев на генерала, Буслов ответил не сразу. Слегка наклонив голову, черенком нагайки он счищал с конской спины снег. Обычно, когда он говорил или пел, по движению его бровей и улыбке, по блеску голубых глаз можно было читать его истинные мысли и чувства. Сейчас по его лицу скользила радостная и застенчивая улыбка. Квадратный, с мелкими морщинками лоб хмурился. Казалось, что этот богатырский детина собирается заплакать...
- Спасать надо... - поджав губы, отрывисто проговорил Буслов.
- Спасать? - настойчиво спросил Доватор.
- Да, спасать Родину. Я теперь могу все что угодно сделать. Не сробею.
- По-моему, ты никогда не робел, - поощрительно улыбаясь, сказал Доватор.
- Нет, маленько бывало. Теперь этого не будет.
Вскинув на Доватора влажно поблескивающие глаза, с проникновенной убежденностью он добавил:
- Сроду не будет, товарищ генерал. Сами увидите, говорю вам просто...
"Да, это на самом деле сказано просто", - подумал Лев Михайлович. Он знал силу такой простоты! Просто говорить, просто вести себя, просто улыбаться, уважать себя и людей. В этом "просто" содержится самое драгоценное, что есть в сердце человека.
- Правильно говоришь, Буслов, очень правильно!
Доватор кивнул головой и, опустив загоревшиеся глаза, думал о том же, чего Буслов не смог передать своими словами.
- Буслов, у тебя в Москве есть родственники или знакомые? - спросил вдруг Доватор.
- Есть, товарищ генерал, профессор один...
- Профессор? Родственник?
- Нет, знакомый. И даже не знакомый. Подарок я от него на фронте получил. Теперь переписку имеем.
Буслов назвал фамилию профессора и адрес.
- А ты сходи к нему. Обязательно сходи и поблагодари.
Доватор подробно объяснил ему, как разыскать по адресу профессора, и разрешил отпуск на целый день. При этом спросил, есть ли у него деньги.
Буслов поблагодарил генерала, но от денег отказался.
По приезде в казармы, убрав коня, Буслов начал собираться в гости.
Ординарец Доватора предложил ему свою щегольскую кавалерийскую венгерку, но с непременным условием надеть профессорский шарф. Буслов категорически отказался: подарок имел уж очень яркий цвет.
- Понимаешь, дружочек мой, какая это вещица? Это ж подарок! - говорил Сергей. - Красота! Художественная работа. Я бы сам не отказался иметь такой.
- Нельзя надевать. Нарушение формы. До первого патруля, - упорствовал Буслов.
- Кавалерийская форма, чудак! Верх на твоей кубанке синий, а вместо башлыка шарф! Бесподобно! Усы закрутишь, красота! А не хочешь, снимай венгерку. Ничего ты не понимаешь, скромник.