Под маской скомороха

Пока народ щедро бросал в небольшую коробейку кукловода монеты и кусочки серебра, Упырь Лихой мучительно размышлял. И когда юный штукарь подошел к скоморохам, он уже знал, как дальше поступить. Упырь одарил его щедро – намеренно демонстративно бросил в резную берестяную коробейку десять кун. Юнец удивленно глянул на атамана скоморохов, а тот тихо ему шепнул:

– Надо бы поговорить…

Веселые лучистые глаза юнца вмиг заледенели; он остро посмотрел на долговязого Упыря, какое-то время медлил с ответом, а затем все же согласно кивнул:

– Ладно…

Подождав, пока толпа разбредется по своим делам, а штукарь упакует свой шутейный ящик в чехол, ватага подошла к нему, окружив его со всех сторон. От Упыря не укрылось движение юнца – он бросил руку на рукоять ножа и весь напрягся, словно ожидал нападения. Штукарь не испугался, – это было заметно по его решительному виду – но каким-то незаметно-быстрым движениями вкупе с несколькими мелкими шажками он выскользнул из окружения, при этом хищно сощурившись и слегка пригнувшись, как перед броском.

«А ведь пырнет ножом, и не задумается, – не без некоторого удивления подумал Упырь. – Не прост, парнишка, совсем не прост, как кажется с виду… А что? Нам такой и нужен».

– Есть предложение отобедать в корчме, – сказал Упырь, приветливо улыбаясь – чтобы растопить лед отчуждения. – Мы угощаем.

– Кто это – мы?

– Скоморохи. Мы – скоморохи. Так что в какой-то мере у нас с тобой общая профессия. Да ты не сомневайся, обиды тебе никакой не будет, как и урона. Просто у нас есть одно дельное предложения. Сядем в корчме, откушаем, чего Бог послал, а там, гляди, и сговоримся.

Юный штукарь наконец расслабился. Пристально глядя на Упыря, он вдруг задорно улыбнулся и сказал:

– А я тебя знаю. Ты – козлище-оглоблище.

– Ух ты! – дружно удивились скоморохи.

Действительно, признать личность Упыря Лихого, когда он во время представления надевал свою машкару, было практически невозможно. Мало того, что атаман скоморохов вырос длинным, как жердь, так он еще и надевал сверху высоченный колпак с рогатой козлиной мордой, ниже которой были прикреплены козьи ноги с копытцами. Глядел Упырь на свет ясный сквозь незаметные дырочки в достающем почти до самых башмаков тулупе, сшитом из пестрых козьих шкур мехом наружу.

– Как узнал? – не выдержав искуса, спросил ошарашенный Упырь.

– Ме-е-е… По го-о-олосу, дя-яденька-а, – неожиданно проблеял штукарь.

Упырь Лихой смущенно поскреб пятерней затылок: ах, сукин сын! Точно таким голосом он общался с народом, шутейно пытаясь забодать зрителей, особенно девиц, которые верещали, как резаные, и разбегались в разные стороны – больше не от испуга, а чтобы покозырять перед добрыми молодцами, возможно, будущими женихами.

– Экий ты, братец, плут, – молвил Упырь. – Сразу видать – нашего поля ягода. Так мы идем в корчму, али как?

– А чего ж не посидеть в компании с добрыми людьми? – весело откликнулся штукарь. – Я согласен.

– Вот и добро… – «Полдела сделано», – не без удовлетворения подумал Упырь Лихой. – А зовут-то тебя как?

Штукарь на какое-то мгновение запнулся, но затем быстро ответил, как выстрелил из самострела:

– Емелька!

«А ведь соврал поди, – решил Упырь. – Странный парнишка… Но имеет божий дар! Вишь, какую денежную штуковину удумал. Чудная невидаль! И все-таки с какой стати он таится? А что это так, можно побиться об заклад. Ладно, после… Все после…»

Штукарь быстро разоблачился, снял свою машкару и накладные волосы, умылся из баклажки, которая нашлась в его вещах, и перед скоморохами предстал вполне симпатичный русоволосый юноша в платье, которое явно было не одеждой простолюдина и которое он носил не без некоторого изящества, присущего хорошо воспитанным, грамотным людям. Наблюдательный Упырь намотал это обстоятельство на ус, но постарался не высказать никакого интереса по этой части.

Вскоре ватага и примкнувший к ним кукловод, в котором трудно было узнать изрядно выросшего и возмужавшего Истому Яковлева, направилась к Волхову. Вдоль берега реки длинной вереницей тянулись «вымолы» – деревянные причалы для иноземных гостей: Немецкий – для германцев, Гарольдов – для шведов и норвежцев, Иваньский – для русских. На самом берегу находилось и известное всему Великому Новгороду (в особенности разным лихим людишкам и ушкуйникам) питейное заведение, совмещенное с харчевней и небольшим постоялым двором, которым заправлял корчемник Жирок. В нем подавали такие крепкие напитки, что могли лошадь с копыт сшибить.

Глава 3 ПОД МАСКОЙ СКОМОРОХА

Корчма Жирка впечатляла; она была просторной и светлой, потому что в окнах стояла хрустальная слюда. Жирок на людях прикидывался малоимущим, но на самом деле благодаря корчемству составил себе немалое состояние. Кроме корчемных дел он еще занимался и скупкой добычи ушкуйников, которую не всегда можно было продать на Торге вполне законно. А Жирок через верных людишек сбывал награбленные речными разбойниками товары и имел с этого немалый прибыток.