Разворачиваю его к себе лицевой стороной… и сползаю по стене на корточки. Глаза ловят две тёмные полосы. В ушах начинает звенеть.
Тест. Две полоски.
В смысле — сюрприз?
Блять! Две! Лерин?
Конечно, Лерин! Нахрена ей класть чужой тест в карман своего халата?!
Зажимаю ладонью рот, в шоке разглядывая тонкую полоску картона. Ты беременна, детка?!
А от кого?.. Я же не фертилен.
В кармане пиликает телефон. Поднимаю экран к глазам:
«Артём Георгиевич звучит лучше, чем Артём Романович. Поздравляю!»
О как…
Глава 28 — Прояснить
Базиль уснул на моих коленях. Я чешу ему за ушком, поглядываю на плазму. Там — слайд-шоу из коллекции Георга по архитектуре Италии. Соборы восхитительны… И уютные узенькие улочки исторических центров, заполненные яркими цветами, вызывают чувство комфорта и улыбку.
И я даже забываю на несколько минут, откуда происхождением болезненное сверлящее чувство в груди, что не отпускает меня уже много дней.
— В Италии сейчас прекрасный сезон. Уже нежарко, но ещё тепло, свежие урожаи, море цветов… Хочешь, улетим завтра в Сорренто?
В Сорренто? В недоумении перевожу взгляд на Георга. Почему он предлагает мне совместную поездку? Моё проживание здесь воспринимается как…?
— Георг, нам, наверное, нужно начать работу, — сразу же перевожу я тему, собираясь обдумать свой переезд отсюда в ближайшие дни. — Ты говорил — тебе важны сроки.
Пятые сутки я не прикасаюсь к работе. Сначала треш с Романом, потом категорический отказ Георга нагружать меня работой в такой тяжёлый период.
— Ммм… да. Но пару дней ещё подождёт. Но если ты вдруг захочешь отдохнуть, то я бы расставил приоритеты по-другому.
Мы встречаемся взглядами. Да, в его взгляде… не только забота. Там, за налётом заботы, я ловлю что-то болезненное, тяжёлое. Взгляд скользит по моей шее, плечу, спускаясь к пальцам. Там колечко… Надо бы снять. Но я не могу. Я помню, как надевал его на меня Роман. Это было очень искренне. Он так открыто волновался тогда на церемонии, нервно сжимая мои пальцы и не отпуская взгляд… Вспоминаю, как ласково его палец гладил мою скулу перед поцелуем… И шёпот в мои губы «я люблю тебя…» Это так порвало тогда! Пробило! И слёзы потекли сами. Как такое можно сыграть?
— Сними его, — смотрит Георг на кольцо. — Этот человек тебя предал и продал. Это кольцо — бутафория. Ты достойна колец, за которыми стоят настоящие истории.
Сглатываю ком в горле. Невесомо прикоснувшись к моей руке, он замирает… а потом решительно сжимает кисть и стягивает с меня обручалку. Кладёт на журнальный столик. Шокированно молчу, не отводя глаз от кольца. Вот и рухнул мой последний фантомный бастион. Всё… Чувствую теплоту на пальцах, вздрагиваю. Губы Георга застыли на них. И я тут же напрягаюсь, выпрямляя спину.
— Георг… — подбираю слова, чтобы прояснить для себя ситуацию.
— Лера, — давяще. — Не надо. Ничего в этом нет… критичного.
Отпускает мою руку.
— А я бы очень хотела.
— Чего?
— Прояснить.
— Хорошо. Давай проясним.
Фотографии Италии заканчиваются, и вдруг среди каких-то левых фоток проскальзывает фото моей мамы. И ещё одна… и ещё… Сделанные подряд, словно в движении она позировала фотографу. Мой рот открывается от неожиданности. Хотя он говорил, да, что был приставлен следить за ней. Может, фото оттуда. И всё же…
Не просто позировала — флиртовала… Хотела понравиться!
Георг нахмуривается. Ставит на паузу слайд-шоу.
— Я хочу задать вопросы, — решаюсь я.
— Задай.
— Ты был любовником моей мамы?
— М… — на его лице быстро проносятся эмоции — от сожаления до злости. — Нет. Не был.
Не верю. Та комната, в которой я живу, наполнена моей мамой, я чувствую! И мне сразу же становится не так важно задать ему все остальные свои вопросы. Отворачиваюсь. Я разочарована его ложью.
— Лера?..
— Это неправда. Ты бы мог сказать, что не готов отвечать на мои вопросы. А ложь унижает. Мне достаточно унижений, и от тебя они вдвойне неприятны. Потому что так вышло, что ты на данный момент — самый близкий для меня человек. Мне так казалось.
Мне ещё много чего хочется сказать ему. Что я благодарна за всё. За гостеприимство, за защиту, но… Он не позволяет мне сформулировать мысль.
— Лерочка… Я… Любовником я не был. Это правда.
— Но…?
— У нас начинался роман. И я бы им стал. Но обстоятельства сложились по-другому. А потом Юлиана погибла.
— Она была в моей комнате?
— Нет. Я жил тогда в другом месте.
— Это она оставила расчёску у тебя, да?
— Да.
— Аа… — вдруг приходит озарение. — Дом другой, а комната та же, да?
Молчание.
— Мне кажется, ты хочешь соединить нас с мамой в одно целое, Георг.
— Нет! Наоборот. Я хочу разделить, — теперь отворачивается он, пряча от меня эмоции.
— Объяснись, я не понимаю. Чувствую, но не понимаю. Это очень смущает. Ведь всё происходящее — не дружеская забота.
— Этот разговор следовало бы отложить на пару недель, когда у тебя всё уладится.
— Почему?
— Потому что мне гораздо приятней оказывать тебе поддержку, не создавая атмосферы каких-то обязательств с твоей стороны.
— И всё же…
— Ты мне интересна как женщина, Лера.
— И это беда… — вздыхаю я горько.
— Почему?
— Потому что… ответить на твой интерес я не смогу.