Под Луной

– А что вам рассказал об этом Михаил Михайлович? – допущение казалось вполне здравым: Лашевич с недавнего времени снова вошел в РВС, став еще одним заместителем Троцкого и одновременно заместителем наркома по Военным и Морским делам Фрунзе.

– Не будьте наивным, Макс Давыдович, – пыхнул папиросой Троцкий, не отпуская, впрочем, тяжелого взгляда. – Лашевич мне такие вещи рассказывать не станет. Он был, да и остался, сторонником Григория Евсеевича, оттого его в "посредники" и определили. Компромиссная фигура – ни с Фрунзе против меня, ни со мной против Фрунзе…

– Тогда я должен знать источник вашей осведомленности, – твердо поставил условие Кравцов. Возможно, он зарывался, но, с другой стороны, "нутром чуял" – иначе нельзя. Шестерить не хотелось даже перед Троцким, как бы Кравцов не уважал Льва Революции "за глаза".

– Мне рассказал об этом Владимир Ильич, – Троцкий чуть дернул губой, но это было единственное проявление эмоций, которое он себе позволил. – Я знаю, некоторые… товарищи… распускают о наших с Владимиром Ильичем отношениях вздорные, клеветнические слухи, но истина, Макс Давыдович, в том, что на самом деле нас связывали узы взаимного уважения.

Такая откровенность сначала показалась Максу чрезмерной, но в следующее мгновение он понял, что Троцкий не вербует нового клеврета, а строит отношения с важным союзником, с которым или откровенность за откровенность, или никак.

– У нас с Владимиром Ильичем давняя история взаимоотношений, так сказать. Бывало, спорили. Иногда остро и бескомпромиссно, но мы всегда исходили из мысли, что идейная борьба в партии не означает взаимного отметания, а означает взаимное воздействие. А с годами… Со временем мы научились не только уважать один другого, но и ценить интеллектуальные различия, точно так же, как общность видения перспектив и тот революционный посыл, что едино определял его и мою жизнь. Вы знаете, Макс Давыдович, что Ленин был категорически против того, чтобы поминать мне или, скажем, вам, небольшевистское прошлое? Да, да, и вам тоже, – чуть усмехнулся Троцкий. – Я, можно сказать, бывший меньшевик, а вы, и вовсе, не социал-демократ, ведь так?

– Так, – согласился Кравцов.

Эту особенность Ленина он помнил и ценил. Ульянов, как ни крути, являлся истинным социалистом. Он, похоже, искренне не понимал, что за дело, кто ты по происхождению – национальному ли, партийному. Главное, кто ты сейчас. С кем, и против кого.

– Вы знаете, что он хотел, чтобы я стал наркомом внутренних дел в первом послеоктябрьском правительстве? Я отказался. Он предложил наркомат внешних сношений… Но от Наркомвоенмора я уже не отвертелся. Так вот, попытки стравить нас, опорочить меня в глазах Ленина предпринимались постоянно и с невероятным упорством. Но тяжелее всего стало в двадцать первом. Тогда некоторые товарищи и под Владимира Ильича тихой сапой подкоп повели. Впрочем, это излишние подробности. Скажу вам, Макс Давыдович, правду: бывали и между нами периоды отчуждения. Не забывайте так же, что Ленин доверял Зиновьеву, с которым у меня нормальные отношения так и не сложились. Между тем, Ленин и Зиновьев были очень близки в течение длительного времени. Их имена связывали вместе не только друзья, но и враги. Такое не забывается… Вы знаете, что Сталина провел в Генеральные Секретари Зиновьев? Да, да! Из могилы, можно сказать, но так ведь и обстояли дела. Григорий Евсеевич опасался усиления моих сторонников в ЦК…

Троцкий помолчал, словно припомнив то время, но быстро вернулся к теме разговора.

– В октябре двадцать второго, уже после второго удара, – уточнил он, – мы много беседовали с Лениным на самые различные темы. Тогда, среди прочего, Владимир Ильич снова обратил мое внимание на вас, товарищ Кравцов, и кое-что рассказал, взяв с меня слово, сохранить это между нами. Как видите, я свое слово сдержал. Но теперь… если мы предполагаем работать вместе, то нам следует с этим определиться.

– Работать вместе? – уточнил Макс, ощущая странную смесь безумного интереса и раздражения.