Читаем Под Луной полностью

Разумеется, послушать Троцкого вблизи, вот так, как сейчас – в ходе разговора тет-а-тет – крайне интересно при любом раскладе. Как не крути, а Лев Давыдович являлся на данный момент одним из нескольких – если вовсе не из двух – признанных лидеров партии и уважаемым, а некоторыми любимым и даже обожаемым вождем Красной армии. Поговорить с таким человеком о перспективах развития вооруженных сил Республики – да о такой удаче мечтали многие совсем неглупые люди, тем более, люди военные. И говорил он – пусть и несколько витиевато, в принятой и привычной партийном манере – о многих важных и разумных со всех точек зрения вещах. О сокращении армии и о задачах встающих в этой связи перед ЦК, РВСР и Наркомвоенмором. Об экономической и кадровой бедности Страны Советов, разрухе и топливном голоде, и, разумеется, о Голоде, все еще свирепствовавшем во многих центральных и окраинных губерниях. О технике – танках, аэропланах, химии – которой практически не было у РККА, но которая была ей жизненно необходима…

Троцкий говорил долго, предоставляя, впрочем, Кравцову возможность вставлять тут и там краткие ремарки, отмечая лаконичными репликами свое отношение – практически по всем пунктам положительное – к словам Вождя. Так что затянувшийся монолог можно было бы, исходя из правил риторики, счесть за диалог, но Макс не обольщался. Это не он беседовал с Троцким, это Лев Давыдович говорил с ним. Смущало только отсутствие ясно сформулированной цели этого затянувшегося общения. Ведь не стал бы Наркомвоен тратить свое драгоценное время на какого-то – прямо сказать, одного из многих – командиров Гражданской войны просто так.

Черный лакированный "Роллс-ройс" довез их до здания бывшего Александровского училища на Знаменке, где размещался Реввоенсовет Республики. Однако Троцкий ясно дал понять, что "еще не закончил", и разговор продолжился в кабинете наркома, куда подтянутый, словно офицер лейб-гвардии, порученец тут же принес крепкий горячий чай и какое-то печенье, на которое Кравцов даже внимания не обратил. Он был лишь рад возможности закурить, наконец, и глотнуть горячей терпкой жидкости, отказавшись – на нервах – даже от сахара, который был так необходим сейчас его перегретым мозгам.

– А вы, Макс Давыдович, как получилось, что вы стали военным? – Троцкий сменил тему столь стремительно, что Кравцов едва успел сообразить, что и как отвечать.

– А знаете, Лев Давыдович, – сказал он тоном, предполагавшим "размышление вслух". – Я много об этом думал. Не все время, конечно, но часто. Вопрос, как мне кажется, вполне в духе русской интеллигентской традиции. "Что делать?" "Кто виноват?" "Кому на Руси жить хорошо?" Я имею в виду тот непреложный факт, что профессия военного – есть профессия убийцы, имеющего на руках карт-бланш государства и от него же индульгенцию.

– Любопытная мысль, – прищурился Троцкий. – Кажется, здесь вы идете даже дальше Владимира Ильича в его "Государстве и Революции". Но это так, всего лишь Нота Бене. Продолжайте, пожалуйста.

– Я, собственно, хотел объяснить вам, Лев Давыдович, причины моих размышлений на эту тему. Я ведь предполагал стать врачом, да и стал им практически, хотя и не успел получить форменный диплом и пройти интернатуру. Однако профессия врача, даже и хирурга, вынужденного сообразно своему ремеслу причинять людям страдания и лить кровь, профессия эта одна из наиболее гуманных среди всех прочих человеческих занятий.

В какой-то момент Кравцов вдруг осознал, что и сам он – возможно, под гипнотическим воздействием личности Троцкого, – заговорил на давным-давно позабытом им языке русской интеллигенции. Пусть и партийной, революционной, но русской по культуре и образованной, если иметь в виду не столько формальные критерии, сколько образ жизни и мышления.

Перейти на страницу:

Похожие книги