Большой двухэтажный молельный дом сектантов стоял на отшибе, среди промышленных зданий и частных построек, поэтому в темное время суток сюда никто посторонний не хаживал. Вечером жильцы частного сектора запирали ворота уже в седьмом часу. К сектантам, как подметил Андрей, они относились с неодобрением, но в их дела не вмешивались.
На этот раз Андрей все-таки признался матери, что по вечерам подрабатывает. Иначе никак нельзя было вразумительно объяснить, откуда у него появились деньги, притом, по меркам их семьи, немалые. Он сказал, что будет копить на поступление в институт.
Мать уже немного успокоилась после потрясения, вызванного конфликтом в Первой городской, и к его сообщению отнеслась индифферентно. К тому же, отметки Андрея по-прежнему были высокими, что вселяло в нее определенные надежды.
После нового года Андрей встречался с Дроздом только раз. Его старший приятель был весь в делах и неделями находился в командировках. Он еще больше похудел и почернел, словно обуглился.
Разговор между ними был ни о чем – пустой треп, не более того. Смышленый юноша сразу понял, что Дрозду не до него. Он лишь вежливо поддерживал разговор. Поэтому Андрей не стал отнимать у Дрозда время и с обидой в душе поторопился удалиться.
Наверное, Дрозд понял состояние юноши, однако при расставании его глаза так и остались пустыми и холодными. Что-то его угнетало, но что именно, Андрей не знал. Дрозд по-прежнему не пускал Андрея в свой внутренний мир.
Иногда не по годам проницательному юноше казалось, что Дрозд играет какую-то роль и вся его веселость и доброжелательность не более чем обманка, шелуха. Облетит она под порывом ветра, и под нею окажется не человек – душа нараспашку, а камень-гранит.
Зачем Дрозд с ним возится? Этот вопрос Андрей задавал себе не раз. И не находил на него ответа.
Единственным пришедшим ему на ум предположением было то, что, казалось, лежало на поверхности:
Дрозд страдает от одиночества, потому завел себе живое существо. Для развлечений.
С таким же успехом на месте Андрея мог быть и щенок. Есть только одна загвоздка: за щенком нужно ежедневно ухаживать, что при кочевом образе жизни Дрозда невозможно. То ли дело пацан: сам пришел, сам ушел, ни кормить, ни выгуливать не нужно…
Так размышлял Андрей, воскресным днем уединившись в своей комнате. До выхода "в дозор" оставалось три часа, и он коротал их в горестных раздумьях.
С Аленой он так и не встретился. После выздоровления Андрей пришел на тренировку, где узнал, что она на неделю уехала с отцом во Францию.
Сразу же по приезду Алена заболела гриппом и в областных соревнованиях участия не принимала. А затем уже Андрей перестал ходить в спортзал. Он решил с гимнастикой завязать.
Алена почему-то больше не объявлялась. А сам Андрей позвонить не решился. Он панически боялся, что к телефону подойдет не сама Алена, а ее мамаша.
Чтобы выбросить из головы ненужные мысли, Андрей всецело отдался своей главной страсти. В любую свободную минуту он отрабатывал приемы защиты и нападения из нового комплекса боевых единоборств – того, что преподал ему Дрозд.
Благодаря гимнастике, Андрей усваивал материал очень быстро. И так же быстро доводил выученные ката[15] до совершенства. Он был ловок, гибок и обладал потрясающей реакцией.
"А может пойти прогуляться? – подумал Андрей. – Времени вполне достаточно. Хотя бы посмотреть на человеческие лица… Рожа Фундуклеева уже осточертела".
Он прислушался. В кухне звенели миски-ложки и лилась вода из-под крана. Андрей сокрушенно вздохнул.
В последнее время мать просто помешалась на чистоте. Два раза в неделю она устраивала генеральную уборку и перемывала всю посуду. Теперь мать заставляла Андрея снимать обувь в общем с соседями коридорчике, а чистить одежду он должен был на лестничной площадке.
"Пойду! – решил Андрей и начал одеваться. – Ну его все к чертовой бабушке! Надоело…".
Ему удалось выйти из квартиры не замеченным. В лифте Андрею "повезло" ехать вместе с толстым солидным мужиком по фамилии Дрыщ. Звали его Сам Самыч. Он как обычно был угрюм и сопел, словно морж. От него несло чесноком и дешевым цветочным одеколоном.
Дрыщ жил этажом выше. Он работал чиновником городской администрации (заведовал каким-то отделом) и корчил из себя большого начальника. В доме Дрыща не любили. Он никогда ни с кем не здоровался. Он просто не замечал людей – шел, глядя поверх голов.
Семейство Дрыщей отличалось плодовитостью. Сам Самыч наштамповал троих пацанов. Четвертый "дрыстунчик" (так соседи называли отпрысков Дрыща) находился в животе его супруги. Она уже была на сносях.
Ушлые старушки, коротавшие время на скамейках в скверике возле дома, разузнали причину такого "подвижничества". Сам Самычем двигала примитивная ревность, а вовсе не квасной патриотизм, заключающийся в самоотверженной работе на ниве ускоренного прироста населения страны.
Его жена была настоящей красавицей. Как он ухитрился ее заполучить, было большой тайной. Сам Самыч походил на бульдога, которому прицепили уши слона.