Большой Джим сделал шаг вперёд. Энди взял у мальчика записку и успел задержать Ренни, прежде чем тот подошёл к трио, которое расселось на ступеньках.
— Лучше прочитай это.
Первое, что увидел Большой Джим, было лицо Энди, ещё больше вытянутое и обеспокоенное, чем обычно. Вот тогда он уже и взял записку.
Джеймс…
Мне нужно увидеться с тобой сегодня вечером. Господь говорил со мной. Теперь мне нужно поговорить с тобой, прежде чем мне обратиться к городу. Жду твоего ответа. Ричи Кильян доставит твою записку мне.
Не Лёсс, даже не Лестер. Нет. Преподобный Лестер Коггинс. Не к добру это. Ну почему, почему все это должно случаться одновременно?
Мальчик стоял перед книжным магазином, в своей выцветшей футболке и мешковатых, сползающих джинсах он был похож на какого-то неполноценного сироту. Большой Джим кивнул ему, чтобы подошёл. Тот с готовностью подбежал. Большой Джим извлёк из кармана ручку (на цилиндрике которой шла надпись золотом ВАМ ХОРОШЕЕ НАСТРОЕНИЕ, БУДЬТЕ УВЕРЕНЫ, ПОДАРИТ БИЗНЕС ДЖИМА РЕННИ) и нацарапал ответ из трёх слов: Полночь. Мой дом. Сложил бумажку и вручил мальчику.
— Отнеси ему. И не читай сам.
— Я не буду! Ни за что! Благослови вас Господь, мистер Ренни.
— И тебя тоже, сынок, — провёл он глазами мальчика.
— О чём это он? — спросил Энди. И прежде чем Большой Джим успел что-то ответить, предположил: — О лаборатории? О мете…
— Заткни пасть.
Энди даже споткнулся, так его это поразило. Большой Джим никогда раньше не говорил ему таких слов. Не к добру это.
— Всему своё время, — произнёс Большой Джим и отправился навстречу более спешной проблеме.
3
Первое, что подумал Барби, увидев приближение Ренни: «Он идёт, как очень больной человек, который сам ещё этого не знает». В его походке также виделся мужчина, который всю жизнь раздаёт подсрачники.
Пожав Бренде обе руки, он хранил на лице наиболее хищную со своих светских улыбок. Она восприняла это со спокойной, естественной любезностью.
— Бренда, — сказал он. — Мои глубочайшие соболезнования. Я должен был бы посетить вас раньше… я, конечно, буду на похоронах… но я был кое-чем занят. Мы все были заняты.
— Понимаю, — ответила она.
— Мы очень сожалеем о Дюке, — сказал Большой Джим.
— Именно так, — включился Энди, который подошёл вслед за Джимом: катерок на буксире у океанского лайнера. — Очень сожалеем.
— Я так вам обоим признательна.
— И, хотя я радушно обсудил бы ваши проблемы… я же вижу, вы их имеете… — улыбка Большого Джима стала шире, впрочем, даже близко не изменив выражения его глаз. — У нас очень важное заседание. Эндрия, не могла ли бы ты пойти и побыстрее разложить на столе все те бумаги?
В это мгновение Эндрия, которой было уже под пятьдесят, стала похожей на ребёнка, которого застали за тем, что она пыталась стибрить с подоконника горячий пирожок. Она уже начала привставать (кривясь от боли в спине), но Бренда удержала её, крепко сжав руку. Эндрия вновь села.
До Барби дошло, что оба — и Гринелл, и Сендерс — имеют вид насмерть испуганных людей. И это не из-за Купола, не сейчас, по крайней мере, потому что причина их испуга скрывалась в Ренни. И вновь у него промелькнуло: из огня да в полымя.
— Джеймс, я считаю, вам следует уделить нам какое-то время, — произнесла любезно Бренда. — Безусловно, вы понимаете, что если бы вопрос не был важен, и очень… я сидела бы дома, находясь в скорби по моему мужу.
Большого Джима захватила несвойственная для него потеря языка. Люди на улице, которые перед этим созерцали закат солнца, теперь начали смотреть на это импровизированное рандеву. Возможно, поднимая Барбару до важности, на которую его персона не заслуживала, просто благодаря тому, что он сидел тесной кучкой вместе с городской третьей выборной и вдовой покойного шефа полиции. Они рассматривали, передавая друг другу из рук в руки какую-то бумажку так, словно это было письмо от самого Папы Римского. Чья голова родила идею такого публичного спектакля? Конечно же, Перкинсовой жены. У Эндрии не хватило бы ума. Да и храбрости, беспокоить его так, на глазах у публики.
— Хорошо, наверное, мы сможем уделить вам несколько минут. Как ты, Энди?
— Конечно, — подал голос Энди. — Несколько минут для вас миссис Перкинс, обязательно. Мне действительно очень жаль Дюка.
— А мне вашу жену, — серьёзно ответила она.