Впрочем, сначала надо ещё раз взглянуть на тех, кого он уже стал считать своими пациентами. Это не займёт много времени в этом, размером как почтовая марка, госпитале. Тем более, что большая часть палат стоят пустыми. Билл Оллнат, которому из-за полученного им ранения в битве при «Фуд-Сити» не позволяли засыпать до девяти, теперь, положенный на бок, чтобы уберечь от давления длинную рваную рану у него на затылке, уже крепко спал, похрапывая.
Через две палаты от него лежала Ванда Крамли. Сердечный монитор пикал, давление у неё немного стабилизировалось, но она находилась на пяти литрах кислорода, и Терси боялся, что они её потеряют. Великоватый вес, многовато сигарет. Рядом с ней сидели её муж и самая младшая дочь. Терси показал Венделу Крамли пальцами V (знак, который в его юные года означал мир), и Вендел, улыбающийся, ответил ему тем же.
Тенси Фримэн, с удалённым аппендиксом, читала журнал.
— Почему ревёт пожарная сирена? — спросила она у него.
— Не знаю, милочка. Как там наша боль?
— На троечку, — ответила она безразлично. — Может, и на двойку. Я смогу уже завтра пойти домой?
— Зависит от доктора Расти, хотя мой магический кристалл подсказывает мне, что да. — И от того, как на эти его слова просветилось её лицо, он, отнюдь сам не понимая причин этого, почувствовал, что вот-вот заплачет.
— Вернулась мама того малыша, — сказала Тенси. — Я видела, как она проходила по коридору.
— Хорошо, — произнёс Терси.
Хотя с этим мальчиком каких-то особых проблем не было. Он немного поплакал несколько раз, но большей частью спал, ел или просто лежал в колыбели, апатично вглядываясь в потолок. Его звали Уолтер (Терси не имел понятия, что слово Малыш, указанное на карточке на дверях палаты, это его первое имя), но Терстон Маршалл мысленно называл его Торазиновым[330] Мальчиком.
Наконец он приоткрыл двери палаты № 23 (с прилепленной к ним на пластиковой присоске жёлтой табличкой ИМЕЕТСЯ ГРУДНОЙ РЕБЁНОК) и увидел молодую женщину — жертву изнасилования, как об этом ему шепнула Джина, — которая сидела на стуле возле кровати. Ребёнка она держала у себя на коленях и кормила из бутылочки.
— Как вы чувствуете себя… — Терстон взглянул на другое имя на дверях, — мисс Буши?
Произнёс он её фамилию как Бушис, но Сэмми даже не задумалась над тем, чтобы исправить его ошибку или сообщить ему, что приятели зовут её Буши-Жопа-Туши.
— Хорошо, господин врач, — ответила она.
И Терстон не стал исправить её ошибку в его статусе. Его неподвластная определению радость — та, что всегда имеет под собой скрытую готовность к слезам — разбухла ещё больше. Он вспомнил, как близко находился от того, чтобы передумать идти в волонтёры — это Кара его подтолкнула, — и тогда бы он ничегошеньки такого не имел.
— Доктор Расти обрадуется вашему возвращению. И Уолтер рад. Вам нужно какое-нибудь обезболивающее?
— Нет. — Это было правдой. В её половых внутренностях все ещё болело и подёргивало, но чувствовалось это словно где-то вдалеке. Она словно плыла где-то над собой, связанная с землёй тончайшими ниточками.
— Хорошо. Это означает, что вы идёте на поправку.
— Да, — согласилась Сэмми. — Скоро я совсем выздоровею.
— Когда закончите его кормить, почему бы вам не лечь в кровать? Доктор Расти осмотрит вас завтра утром.
— Хорошо.
— Спокойной ночи, мисс Бушис.
— Спокойной ночи, господин доктор.
Терси деликатно прикрыл двери и отправился по коридору. В конце была палата девушки Руа. Осталось заглянуть к ней, и тогда он уже, можно сказать, пошабашил.
Взгляд у неё был мутный, но она не спала. Напротив юноша, который пришёл её посетить, сидел в уголке на стуле и кунял, вытянув перед собой длинные ноги.
Джорджия поманила Терси, и когда он к ней наклонился, что-то ему прошептала. Из-за её тихого голоса и разбитого, почти беззубого рта он расслышал всего несколько слов. И наклонился ещё ближе.
— Не буите ехо. — Для Терси это звучало так, словно говорил Гомер Симпсон[331]. — Он еинтвенный, кто пвишол меня поофетать.
Терси кивнул. Конечно, время для посещения давно прошло и, судя по его голубой рубашке и пистолету, этот юноша, наверняка, будет наказан за то, что не откликнулся на пожарную сирену, но все же — что за беда?
Одним пожарным больше, одним меньше, разницы большой нет, а если парень так глубоко заснул, что его даже ревун не разбудил, то тем более никакой пользы из него там не было бы. Терси приложил палец себе к губам, выдав тихенькое шшш, показывая девушке, что они заговорщики. Она постаралась улыбнуться, но только скривилась.
Терстон не предложил ей ничего болеутоляющего, потому что, судя по записи в карточке на быльцах её кровати, максимально допустимая доза в её организме и так будет сохраняться до двух утра. Вместо этого он вышел, мягко прикрыв за собой двери, и пошёл назад по сонному коридору. Не заметив, что двери с табличкой «ИМЕЕТСЯ ГРУДНОЙ РЕБЁНОК» вновь распахнуты настежь.
Когда он мимо них проходил, его мысли полились к обворожительному дивану в ординаторской, но Терстон все же решил пойти на Хайленд-Авеню.
И проверить, как там его дети.
4