Под куполом

— Наверное, мне следовало бы немного увеличить дозу, — глухо ответила Эндрия. Голову она наклонила. Она не пила алкоголя, ни бокала вина после выпускного бала, когда ей там стало так плохо, никогда не выкурила ни одного косяка, сроду не видела кокаина, кроме как по телевизору. Она была замечательной женщиной. Очень приятной личностью. И каким образом она попала в такую ловушку? Когда упала, идя за почтой к своему ящику? И одного этого достаточно, чтобы превратить кого-то в зависимое от наркотика существо? Если это так, то как же это несправедливо. Как ужасно. — Но только на сорок миллиграммов. На сорок, и не больше, этого мне будет предостаточно, думаю я.

— Ты уверена? — спросил Большой Джим.

Но она совсем не была в этом уверена. Тут-то и притаился дьявол.

— Ну, может быть, на восемьдесят, — сказала она, вытирая слезы с лица. А потом шёпотом: — Вы меня шантажируете.

Это шёпот был едва слышен, но Большой Джим расслышал. Пододвинулся на шаг ближе к ней. Эндрия отшатнулась, однако Большой Джим только взял её за руку. Нежно.

— Нет, — произнёс он. — Это был бы грех. Мы тебе помогаем. А взамен хотим только одного: чтобы ты помогала нам.

10

Послышался стук.

И Сэмми сразу проснулась в кровати, хотя, перед тем как упасть в десять часов вечера, выкурила полкосяка и выпила три Филовых пива.

Она всегда держала в холодильнике пару шестибаночных коробок и до сих пор думала о них, как о «Филовом пиве», хотя сам Фил ушёл от неё ещё в апреле. До неё долетали слухи, что он и сейчас где-то в городе, но она не верила. Наверняка, если бы он крутился неподалёку, она его, вероятно, хотя бы где-то, но и увидела на протяжении последних шести месяцев, так же? Это маленький город, прямо как поётся в той песенке. Бах!

Она села в кровати, прислушиваясь, не скулит ли Малыш Уолтер. Он молчал, и она подумала: «О Господи, наверное, развалился этот чертовый манеж! А он даже не заплакал…»

Она откинула одеяло и поспешила к дверям. И тут же врезалась в стену левее их. Едва не упала. Проклятая тьма! Проклятый Фил, который убежал и оставил её в таком состоянии, и не кому за неё заступиться, когда такие, как Фрэнк Делессепс её обижают и пугают и…

Она ощупала руками верх шкафа и нашла фонарик. Включила и поспешила к дверям. Не успела она свернуть налево, к спальне Малыша Уолтера, как вновь послышался бух. Не слева, а прямо впереди, от дальней стены захламлённой гостиной. Кто-то бухал во входные двери. Теперь оттуда послышался ещё и приглушённый смех. Кто бы там не был, звучало это пьяно.

Она бросилась через комнату, майка, в которой она спала, скомкалась на её рыхлых бёдрах (с той поры, как ушёл Фил, она немного потолстела, фунтов на пятьдесят, но когда этот сраный Купол исчезнет, она собиралась сесть на «Нутрисистем»[178], чтобы вернуться к своему школьному весу), и настежь распахнула двери.

Фонари — четыре, и все мощные — вспыхнули ей прямо в лицо. Те, кто прятался за светом фонарей, вновь засмеялись. В одного из хохотунов его и-го-го выходило точь-в-точь, как у Кучерявчика из Трёх Комиков[179]. Она узнала, чей это смех, потому что хорошо помнила его ещё со школы: это хохотал Мэл Ширлз.

— Не, ну ты прикинь! — воскликнул Мэл. — Наша краля легла спать, потому что не у кого отсосать.

Ещё более громкий смех. Сэмми подняла руку, прикрывая ладонью глаза, но без толку, люди с фонарями оставались безликими фигурами. Один из голосов был женским. Это уже к лучшему, как ей показалось.

— Выключите фонари, пока я не ослепла. И заткнитесь, вы разбудите ребёнка!

В ответ ей грохнул ещё более громкий хохот, однако три из четырёх фонарей потухли. Посветив из дверей на гостей своим фонарём, она не обрадовалась увиденному: Фрэнки Делессепс и Мэл Ширлз, а рядом с ними Картер Тибодо и Джорджия Руа. Та самая Джорджия, которая днём наступила ботинком на грудь Сэмми и обозвала её лесбиянкой. Женщина-то она женщина, но опасная женщина.

Все они были со своими значками. И все, по-видимому, пьяные.

— Чего вам надо? Уже поздно.

— Надо догнаться, — сказала Джорджия. — Ты же продаёшь кайф, продай и нам.

— Хочу я добраться до красного неба, как это подобает патриоту города[180], - пропел Мэл и засмеялся: и-го-го-го-го.

— У меня ничего нет, — ответила Сэмми.

— Не говори глупостей, здесь всё дурью провоняло, — сказал Картер. — Продай нам немного. Не будь сукой.

— Вот-вот, — добавила Джорджия. Её глаза серебристо отблёскивали в луче фонаря Сэмми. — Не смотри на то, что мы копы.

На это они все вместе взорвались хохотом. Ну, точно, разбудят ребёнка.

— Нет! — попробовала закрыть двери Сэмми. Тибодо толчком вновь их приоткрыл.

Толкнул всего лишь тылом ладони, довольно легко, но Сэмми подалась назад. Она перецепилась о чёртов игрушечный поезд Малыша Уолтера и второй раз за сегодняшний день села на сраку. Майка на ней вспорхнула вверх.

— Bay, розовые трусы, ждёшь какуюто из своих любовниц? — спросила Джорджия, и все вновь зашлись хохотом.

Отключённые фонари вновь вспыхнули, осветив её, словно на сцене.