Под куполом (без карты)

— Да, — кивнул он. — На машине?

Она покачала головой.

— Давайте пешком. Я думаю, мы осилим полмили, если будем идти медленно, как вы?

Он помог ей встать.

— Давайте попробуем и увидим, — сказал он.

18

Пока они шли, сомкнув руки над травянистой серединой старого проселка, она рассказала ему, насколько сумела, о том, как «была внутри коробочки» — как она это назвала.

— Итак, — произнес он, когда она закончила, — вы рассказали ей о том ужасном, на что мы способны, показали ли ей такие наши действия, и она нас все равно выпустила?

— Они и сами все знают об ужасных действиях, — ответила она.

— Тот день в Фаллудже — наиболее плохое воспоминание в моей жизни. Что делает его наиболее плохим, так это то… — Он попробовал изложить это в тех сроках, которыми воспользовалась Джулия, — что я это делал, а не был тем, с кем это делали.

— Вы того не делали, — сказала она. — Это другой человек сделал.

— Не имеет значения, — возразил Барби. — Мальчик все равно мертвый, неважно, кто его убил.

— Это все равно случилось бы, если бы вас в спортзале было двое или трое? Или если бы вы там были сам?

— Нет. Конечно, нет.

— Тогда ропщите на судьбу. Или на Бога. Или на Вселенную. Только прекратите винить себя.

Он скорее всего никогда не смог бы этого постичь, но он понял то, что сказал в конце Сэм. Стыд за плохие деяния — лучше, чем ничего, думал Барби, но никакого стыда постфактум не хватит, чтобы перечеркнуть радость, полученную от уничтожения — хоть ты муравьев жег, хоть убивал арестантов.

В Фаллудже он не ощущал радости. Относительно этого он не чувствовал себя виноватым. И это уже было хорошо.

К ним бежали солдаты. Им осталась, вероятно, лишь минута в одиночестве. Скорее всего, две.

Он остановился и взял ее за руки.

— Я люблю вас за то, что вы сделали, Джулия.

— Я знаю, — спокойно ответила она.

— То, что вы сделали, это нуждалось в огромной отваге.

— Вы извините мне кражу из ваших воспоминаний? Я не специально, просто так вышло.

— Полностью извиняю.

Солдаты уже были близко. Вместе с ними бежал и Кокс, у него по пятам танцевал Горес. Скоро Кокс будет здесь, спросит, как полагается Кену, и с этими словами их вновь вернет себе этот мир.

Барби посмотрел вверх, на синее небо, глубоко вдохнул воздух, который становился все более чистым.

— Я не могу поверить, что все кончилось.

— А оно может когда-нибудь вернуться, как вы думаете?

— Возможно, не на этой планете и не из-за действия этой стаи. Они вырастут и покинут свою игровую комнату, но коробочка останется. Рано или поздно кровь всегда брызжет на стену.

— Это ужасно.

— Вероятно, но можно, я скажу вам кое-что, что любила повторять моя мать?

— Конечно.

Он поколебался:

— Если бы не ночи, дни были бы наполовину менее яркими.

Джулия рассмеялась. Так хорошо это звучало.

— Что кожеголовая девушка сказала вам напоследок? — спросил он. — Говорите быстрее, потому что они уже вот-вот будут рядом, а это принадлежит только нам двоим.

Джулия явным образом была удивлена тем, что он этого не знал.

— Она сказала слова, которые мне когда-то сказала Кэйла: «Бери и иди домой, это тебе будет как платье».

— Она имела в виду коричневый свитер?

Она вновь взяла его за руку:

— Нет, наши жизни. Наши маленькие жизни.

Он обдумал услышанное:

— Если она сделала вам такой дар, то воспользуемся.

Джулия махнула рукой:

— Смотрите, кто к нам мчится!

Горес ее тоже увидел. Он порывисто вышмыгнул среди бегущих людей, и, как только оторвался от толпы, пес припал к земле и включил четвертую передачу. Большая улыбка венчала его морду. Отброшенные назад уши были прижаты к голове. Тень пса летела рядом с ним по усыпанной пеплом траве. Джулия опустилась на колени, протянув вперед руки.

— Катись сюда, к мамочке, мой миленький! — закричала она. Горес прыгнул. Она поймала его и повалилась навзничь, хохоча. Барби помог ей встать.

Они возвращались в мир вместе, шли и несли на себе полученные ими дары: просто свои жизни.

Стыд — это не любовь, размышлял себе Барби… но если ты ребенок и ты даришь кому-то голому свою одежду — это уже шаг в правильном направлении.

22 ноября 2007 года — 14 марта 2009 года

Авторские примечания

Впервые я взялся писать «Под Куполом» в 1976 году, но отполз от этой идеи с поджатым хвостом после двух недель работы, результатом которой были приблизительно семьдесят пять страниц. На тот день, когда я в 2007 году решил начать вновь, та старая рукопись уже давно было утрачена, но я достаточно хорошо помнил начальную часть — «Самолет и сурок» — и сумел почти точно ее воссоздать.

Меня обременяло не количество персонажей — я люблю густо заселенные романы, — а технические проблемы, которые ставила эта история, особенно экологические и метеорологические последствия появления Купола. Тот факт, что именно из-за этих сомнений книга казалась мне важной, заставлял меня чувствовать себя трусом — и лодырем, — но я боялся ее запартачить. И я занялся чем-то другим, однако идея Купола не покидала моего воображения.