— Прекрати! — завопил Твич и оттолкнул собаку. Бадьи упал, но тут же вскочил и, оставляя свежие следы лап на рубашке Твича, вновь начал лизать ему лицо своим длинным розовым языком.
— Бадьи, фу! — скомандовала Генриетта, и пес моментально присел на задние лапы, заскулил, забегал глазами, не зная, на ком из них остановить взгляд. Позади его начала растекаться лужа мочи.
— Миссис Клевард, что-то здесь нехорошо.
— Вот-вот, — кивнула Генриетта.
— Наверное, вам лучше остаться с соба…
Генриетта вновь произнесла свое «вот еще россказни» и промаршировала на задний двор Фримэнов, позволив Твичу следовать за ней в кильватере. Бадьи крался позади их — голова опущена, хвост поджат — и безутешно скулил.
Им открылось мощенное каменной плиткой патио с барбекю посредине. Мангал было аккуратно накрыт зеленым брезентовым чехлом с надписью: КУХНЯ ЗАКРЫТА. За ним, на краю лужайки, стоял сосновый помост. А на помосте — джакузи Фримэнов. Твич решил, что высокий забор вокруг дворика был возведен специально, чтобы им можно было спокойно посидеть в джакузи голыми, а то и трахнуться, если очень захочется.
Вилл с Лоис именно там и сидели сейчас, но времена их любовных утех прошли навсегда. На головах у обоих были прозрачные пластиковые пакеты. Пакеты эти были затянуты у них на шеях то ли шнурами, то ли коричневыми резиновыми жгутами. Изнутри они затуманились, однако не так чтобы очень, не так, чтобы Твич не мог рассмотреть их опухшие лица. Между бренными останками Вилла и Лоис Фримэнов стояли на сосновой полочке бутылка виски и маленький медицинский флакончик.
— Стоп, — произнес он, сам не зная к кому обращается: к себе, или к миссис Клевард, или, может, к Бадьи, который как раз вновь начал свое сиротливое вытье. Конечно же, не Фримэнам он это сказал.
Генриетта не остановилась. Она пошла прямо к джакузи, с прямой, как у солдата, спиной поднялась на две ступеньки и посмотрела в лицо своих абсолютно приличных (и абсолютно нормальных, сказала бы она) соседей, бросила взгляд на бутылку виски, увидела, что это «Гленливетт»[396] (отошли они, по крайней мере, стильно), и тогда уже подобрала флакончик с этикеткой семейной аптеки Сендерса.
— Амбьен или лунеста?[397] — спросил угнетенно Твич.
— Амбьен, — ответила она, признательная уже за то, что ее пересохшие гортань и рот были в состоянии выговорить эти слова нормальным голосом. — Лекарства, выписаны на нее. Хотя, думаю, напоследок она с ним поделилась.
— Там есть какая-то записка?
— Здесь нет, — ответила Генриетта. — Может, в доме.
Но и там ничего не нашлось, по крайней мере, нигде на видных местах, да и тяжело им было представить причину, которая бы побуждала кого-то прятать такую вещь, как предсмертная записка. Бадьи следовал за ними из комнаты в комнату, он не выл, лишь тихий скулеж доносился из глубины его горла.
— Наверное, я заберу его домой, к себе, — сказала Генриетта.
— Придется вам. Я не могу взять его с собой в госпиталь. Я позвоню Стюарту Бови, чтобы приехал и забрал… их, — кивнул он большим пальцем себе за плечо. У Твича бурлило в желудке, но не это было плохим; плохим было то, что депрессия, которая прокралась в него, омрачила его по обыкновению солнечную душу.
— Не понимаю, зачем им вздумалось это сделать, — произнесла Генриетта. — Конечно, если бы мы уже целый год просидели под Куполом… или даже месяц… тогда да, возможно. Но меньше недели? Не годится стойким людям отвечать таким образом на неприятности.
Твичу казалось, что он их понимает, но ему не хотелось говорить об этом Генриетте: впереди у них, вероятно, тот самый месяц, а то и год. А может, еще больше. Без дождей, с все меньшими ресурсами и ухудшением воздуха. Если самая мощная в технологическом плане страна в мире до сих пор не была в состоянии понять, что же именно случилось в Честер Милле (не говоря уже о решении проблемы), значит едва ли это произойдет скоро. Уилл Фримэн, наверное, это понял. А может, это была идея Лоис. Может, когда остановился генератор, она сказала: «Дорогой, давай это сделаем, пока вода в джакузи еще горячая. Давай выберемся из-под Купола, пока мы не голодаем. Что ты на это скажешь? Посидим напоследок в ванной и немного выпьем на прощание».
— Может, это тот самолет подтолкнул их к концу, — отозвался Твич. — Тот ирландский лайнер, который врезался вчера в Купол.
Генриетта ничего не произнесла на эти его слова, она отхаркнула и сплюнула в кухонную раковину. Довольно шокирующая демонстрация непринятия. Они вышли во двор.
— Будут еще и другие люди, которые так будут делать, не так ли? — спросила она, когда они уже дошли до конца подъездной аллеи. — Потому что иногда самоубийство просто витает в воздухе. Как вирус какого-то гриппа.
— Кое-кто уже успел, — Твич не знал, действительно ли самоубийство безболезненное[398], как поется в той песне, но, безусловно, при некоторых обстоятельствах оно может быть заразным. Наверное, особенно заразным, когда ситуация беспрецедентная, а в воздухе начинает вонять так, как в это безветренное, неестественно теплое утро.