Под куполом (без карты)

— Ваша правда, Рейнолдс! — говорит Сьюзен, и на телеэкранах Америки появляется гекон Гейко[389]. Довольно с нас кабельных новостей; давай-ка проплывем вдоль полупустых улиц, мимо церкви Конго и пастората (встреча там еще не началась, но Пайпер уже наладила большую кофеварку, а Джулия готовит сэндвичи при свете газового фонаря Коулмена), мимо дома Маккейнов, окруженного печальными желтыми полицейскими лентами, вниз по городскому холму и мимо городской совета, где его сторож Эл Тиммонс с парой своих приятелей наводит лоск перед завтрашним чрезвычайным собранием, мимо Мемориал-Плаза, где статуя Люсьена Келверта (прадеда Норри; хотя я, наверное, даже не должен был бы тебе этого объяснять) осуществляет свой длительный караул.

Сделаем короткую остановку, взглянем, как там Барби и Расти, ты не против? Проблем со спуском в подвал не возникнет, в комнате дежурных сейчас всего три копа и еще Стэйси Моггин спит за диспетчерской стойкой, примостив, вместо подушки, руку себе под голову. Остальные офицеры сейчас в «Фуд-Сити», слушают свежую накрутку Большого Джима, но хоть бы и все они сейчас находились здесь, нам это без разницы, потому что мы невидимы. Они бы почувствовали бы разве что легкое дуновение, когда мы будем проскальзывать мимо них.

В клетке не на что смотреть, потому что надежда невидима так же, как и мы. Двум арестантам нечего делать, кроме как ждать завтрашнего вечера и надеяться, что все рванет в правильном направлении. Рука у Расти болит, но боль не такая страшная, как он ожидал, и опухоль не такая сильная, как он боялся. К тому же Стэйси Моггин, Господи, благослови ее душу, где-то около пяти, втайне подкинула ему пару таблеток экседрина.

Итак, пока что эти двое мужчин — наших героев, я так думаю — сидят на своих топчанах и играют в «двадцать вопросов». Сейчас очередь Расти спрашивать.

— Животное, растение или минерал? — спрашивает он.

— Ничего из этого, — отвечает Барби.

— Как такое может быть, чтобы ничего? Оно должен быть чем-то этаким.

— А вот и нет, — говорит Барби. Он загадал Папу Смерфа[390].

— Ты меня обманываешь.

— Вовсе нет.

— Ты же должен.

— Перестань каверзничать и начинай задавать вопрос.

— А подсказку можно?

— Нет. Это мое первое тебе «нет». Осталось еще девятнадцать.

— И подожди еще хотя бы минутку. Так нечестно.

Мы оставим их самих тянуть лямку следующих двадцати четырех часов, хорошо? Давай проложим наш маршрут мимо все еще теплой кучи пепла там, где еще недавно была редакция «Демократа» (та, что уже не служит «Маленькому городу, похожему на сапожок»), мимо семейной аптеки Сендерса (задымленной, однако все еще на своем месте, хотя сам Энди Сендерс никогда больше не войдет в ее двери), мимо книжного магазина и «Maison des Fleurs» Леклерка, где вся флора умирает или уже умерла. Давай пролетим под мертвым светофором, который висит над перекрестком шоссе 117 и 119 (мы его чуточку зацепили, он легонько качается и вновь застывает), а дальше через автостоянку «Фуд-Сити». Мы бесшумны, как дыхание спящего ребенка.

Большие передние витрины «Фуд-Сити» заслонены экспроприированными с лесосклада Тебби Моррела щитами, Джек Кэйл с Эрни Келвертом посмывали с пола самые грязные лужи, однако в супермаркете все еще властвует мерзкий беспорядок, коробки и пакеты с сухими продуктами позакиданны повсюду способом «от забора до обеда». Остатки товара (то есть то, что не вывезли тележками в разные кладовки или в гараж позади полицейского участка) кое-как валяются на полках. Пивной автомат и автомат безалкогольных напитков, а также холодильник для мороженого стоят разрушеные. Резко воняет разлитым вином. Именно этот хаос и есть то, что Большой Джим хочет, чтобы увидели его новые — и преимущественно очень молодые — кадры надзирателей за правопорядком. Он хочет, что бы они себе представили, что весь город может стать похожим на этот маркет, и он достаточно опытен, чтобы понимать, что ему не надо об этом говорить вслух. Они сами поймут суть: вот что случается, когда пастух не выполняет своих обязанностей и стадо охватывает паника.

Надо ли нам слушать его речь? Да нет. Мы послушаем Большого Джима завтра вечером, и этого будет достаточно. Кроме того, каждый, и мы также, хорошо знает, как это происходит; две больших специальности Америки — демагогия и рок-н-ролл, и все мы этого добра понаслушались в свое время предостаточно.