Под "крылом" Феникса

– Знаешь,– опять заговорил один из кулбусов,– я только простой медник. У меня есть мастерская, скопил понемножку горсть золотых ютеров, чтобы спокойно коротать старость, сидя вечером у очага в загородном домике. Но всё же я себя спрашиваю, почему ченжеры так к нам относятся? Ведь вот уже больше четырёхсот лет прошло с тех пор, как мы бок о бок живём в одной стране?

В ответ собеседник одобрительно закивал головой.

– Я понимаю,– продолжил медник,– что время от времени нам приходится платить подати и идти на войну с соседями. Тут, конечно, и мы должны встать под знамя Феникса и пойти воевать вместе с ченжерами, уничтожить врагов, сжечь и опустошить их жилища. Ведь это грязные дикари и язычники, которые должны склониться перед величием Ченжера. К тому же война доставляет рабов, которых часто не хватает, а без рабов, что будешь делать?

– У меня не такой достаток, как у тебя,– ответил второй кулбус,– сандалии и сапоги, которые я изготавливаю, приносят меньше дохода, чем твои кувшины и блюда, но всё же у меня есть пятеро рабов, которые помогают мне в работе и по хозяйству. А очередная война очень выгодна моей торговле, ибо ратникам требуется обувь.

– Война с язычниками и дикарями это понятно. Тогда ченжеры оставляют нас в покое, им есть кого приносить в жертву своим богам. Но скажи мне, почему богоравный владыка,– да царствует он тысячу лет! – не прикажет, чтобы хотя бы нас не трогали? Ведь те подати и сборы, что с нас дерут, доверху наполняют его казну, а с дохлого барана шерсти не настрижёшь!

Дорога поворачивала к городским воротам, у которых стояла многочисленная стража из имперских воинов, внимательно разглядывающих всех входящих в город. Кендаг с Джучибером невольно замедлили шаг. Отстав, тайгет не расслышал дальнейшего разговора, так как оба кулбуса скрылись в толпе за очередным поворотом дороги.

Со стороны предместий подходили группы людей, которые не спешили войти в город, а направлялись в нищенские кварталы, расположенные перед городским рвом. Это были те, кому позволялось «жить» в Ченжере – грузчики, наёмники и вольноотпущенники, разыскивающие кабаки и дома удовольствий.

Кендаг, в отличие от наивного степняка знал порядки, которые царили в кварталах городской бедноты. Тут всегда можно было найти вино или пыльцу серого лотоса, дешевую любовь и кровавые схватки. Тайгет решил, что именно здесь им где-нибудь удастся найти пристанище на ночь. Сейчас стражники у ворот особенно бдительны и в сам город не стоит соваться.

Оба путника вошли в один из узких кривых переулков между фанзами и хижинами, с их земляными и глинобитными стенами, тростниковыми крышами и узкими оконцами. Входы в эти строения, вместо дверей, зачастую были завешены оборванными занавесями и коврами.

В некоторых, построенных из сырцовых кирпичей домах, жили торговцы фруктами и зерном, рыночные лоточники, водоносы и наёмные писцы, но большей частью здесь помещались кабаки и дома терпимости.

Перед входом в некоторые их этих заведений красовались незатейливые ярко намалёванные вывески. Из темноты кто-то окликнул обоих путников. Тощий старик, стоя у порога своего заведения, призывно махал им рукой.

– Проходите сюда, доблестные воины. Здесь вы будете среди своих. Гляньте на вывеску моей таверны. Мой дед был таким же наёмником, как и вы. Он настоящий тайгет из рода корунтов[1]. Только здесь вы найдёте настоящее вино, а не кислую бурду, которую подают в свинарниках, гордо именующими себя тавернами.

Кендаг мрачно улыбнувшись, отрицательно мотнул головой. Кабатчик тут же потерял к ним всякий интерес и вскоре уже приподнимал замызганную завесу своего заведения, пропуская внутрь толпу посетителей.

Через несколько шагов дальше по улочке, их остановил пронзительный резкий окрик, раздавшийся из приземистой глинобитной фанзы. Джучибер резко крутнулся на месте, выхватив из-за спины палаш, тусклой молнией блеснувший в темноте переулка.

Они увидели старуху, стоявшую у приоткрытых дверей фанзы, закутанную в расшитые лохмотья, что когда-то были плащом, и махающую им рукой. Она приглашала их заглянуть к ней. Внутри фанзы, при свете бронзовых светильников, было видно несколько обнажённых женщин, сидевших на коврах.

– Постойте, благородные господа,– старуха уцепилась за руку Кендага и начала перечислять все прелести её питомиц. Здесь были высокие и стройные тайгетки, коренастые ченжерки, смуглые йоностанки, и даже чернокожая девушка из далёкой страны, лежащей далеко за морем, названия которой никто не слышал. Старая сводня красочно живописала удовольствия, которые ждут благородного господина и его слугу. Видимо она приняла Кендага за вельможу, который ищет острых ощущений, а Джучибера за его телохранителя.

Однако оба возможных покупателя развернувшись, пошли дальше, а старуха, думая, что не угодила их вкусу, продолжала перечислять всевозможные достоинства женщин. Они ещё долго слышали раздававшийся позади визгливый голос старухи.