Под крылом дракона

Эарлан тряхнул головой, отгоняя пустые мысли. Одиночество уже становилось невыносимым. После того, как Повелитель передал совету дело о поиске принцессы, а отец и мать обсудили с ним план возможных действий на родине, события закончились, и потекли похожие один на другой дни в отведенных им покоях.

Виорена всё же не была спокойна насчет встречи эльфийки и её сына, и при первом же разговоре с Повелителем попросила призвать к ответу отца этой девушки. Повелитель и присутствовавший при разговоре главный ясновидящий Элиор снова заверили, что в этом нет необходимости, однако Ирелант исполнил просьбу и коснулся сознания дочери.

Вскоре между принцем и Элиором состоялся короткий разговор, в котором опять предметом обсуждения стала недавно встреченная эльфийка. Главный ясновидящий вышел на связь, чтобы рассказать последние новости из Феррии, но ни отца, ни матери не было в тот момент в покоях, и несколько минут Элиор дожидался императорскую чету, коротая время в беседе с принцем.

– Вы видели Сенеренталь вживую? – не смог удержаться от интересующего его вопроса Эарлан.

– Видел один раз, – спокойно кивнул Элиор. – Она дочь моего друга, – ведь Ирелант для меня не только сильный ясновидящий, необходимый совету, но и хороший друг. Поэтому я знаком с его семьей. Вижу, вам запомнилась эта девушка?

– Да, – не стал отрицать чародей.

– Это заслуженно, – довольно улыбнулся ясновидящий. – Она ещё сама не знает об этом, но она действительно очень красива даже по эльфийским меркам.

– А как же Тарья? – не веря своим ушам, переспросил Эарлан.

– А что Тарья? – не понял эльф.

– Она же ваша кхэль! Вы ведь её любите, верно?

– Разумеется, – согласно кивнул ясновидящий. – И при чем же здесь Сенеренталь? Я люблю эльфийку – живую душу с собственным внутренним миром, характером, мыслями, способностями. А не красоту формы. И никогда никто не был и не будет мне более дорог, чем Тарья. Я не могу воспринимать других эльфиек так же, как её, какими бы прекрасными они ни были. Тарья для меня – единственное создание женского пола в целом мире, – он немного помолчал, затем произнес слова, поразившие волшебника: – А Сенеренталь в моих глазах просто шедевр гениального мастера. Я вижу её произведением искусства, которое радует глаз, как великолепно выполненное полотно или статуя… Хотя, конечно, в ней есть не только красивое лицо. Только меня это уже не касается!

Эарлан и рад бы был, может, забыть о девушке, но все вокруг словно сговорились ему о ней напоминать. Вот и разговор с главным магистром, который иногда приходил в покои, чтобы скрасить волшебникам существование взаперти, снова вышел на неё.

– Магия, как и всё, происходящее в душе, имеет яркое отражение на наружности любого живущего, – говорил Эдорел. – Ведь красота это не только, точнее, не столько внешность, сколько внутреннее состояние. Чистое сердце не может быть уродливым. А злой человек не может быть прекрасным. Сенеренталь, наверное, сможет быть невероятно красивой… – внезапно подвёл итог эльф. Эарлан тут же оживился, услышав знакомое имя.

– Почему сможет быть? А сейчас? – поинтересовался он.

– Она ещё слишком молода, – усмехнулся магистр. – Она ещё только начинает путь совершенствования и возрастания магии. Когда она разберется в себе, исправит недостатки, отшлифует свои лучшие качества, тогда её внешность станет ещё прекраснее!

– Куда ж ещё-то… – пробормотал принц.

– Я говорю не о материальном, – махнул рукой эльф. – Все черты лица останутся на месте, но появится новое выражение, новый взгляд. Вся фигура будет словно светиться изнутри – красоту души нельзя скрыть никакой оболочкой. Только нужно очень хорошо поработать для того, чтобы эту внутреннюю красоту смогли разглядеть другие.

…Неудивительно, что мысли об этой девушке не оставляли волшебника с самого утра пятого числа второго декадона осени. Из-за неё он поругался с матерью. Недовольная легкомыслием сына, Виорена крайне нелестно отозвалась о причине его поведения. На что Эарлан оскорбился, как если бы эти слова относились к нему самому. Однако эльфийка не шла у него из головы.

– Нет, это невозможно! – решительно произнес волшебник и встал из-за стола, где сидел до этого долгое время, вперив в окно неподвижный взор. – Надо развеяться, – сказал он сам себе и вышел из комнаты.

Жилые этажи принц миновал самыми отдаленными коридорами. За несколько дней он выучил план школы наизусть и лучше всего знал места, в которых ему категорически нельзя было появляться. Впрочем, на всякий случай, выходя из своих комнат, члены императорской семьи надевали маски, словно собирались на карнавал. Пока предосторожность была излишней: в те отдалённые уголки, где волшебники мелькали как тени умерших, ученики не заглядывали, даже когда искали уединения.