Под крыльями Босфор

— Есть накрытие! — довольный доклад штурмана проливается елеем на сердце.

— Бомбы сброшены! — повторяет доклад инженер (невозмутимо, как всегда), разворачивается, смотрит на меня и поправляется. — Бочки сброшены.

Закрываем люки и начинаем виражить в попытках сбросить хвост. Без груза совсем другое дело! Можно и повертеться. Только вот что-то противника у нас прибавилось! Пора удирать-уходить…

А уходить некуда. Зажали со всех сторон, даже сверху придавили. В грузовой кабине светлые лучики из пулевых пробоин солнечными нитями паутину плетут – продырявили нам аппарат крестовые.

Чихнул четвёртый мотор, задымил, полетели щепки из расколотого удачной очередью противника винта – пришлось экстренно выключать двигатель. Вибрация-то сразу пошла такая, что челюсть нижнюю не удержать было. Огненной вспышкой окутался подобравшийся слишком близко очередной «Альбатрос», скрылся где-то за нашим хвостом. И отшатнулись в разные стороны вражеские самолёты. Отошли, отступили словно по команде, но не отстали, держатся в отдалении. Да сколько же у них топлива? Глянул на часы, а времени-то прошло всего ничего, от силы минут двенадцать-пятнадцать с начала боя.

— Связь с Брусиловым есть? — кричу за спину и тут же получаю утвердительный ответ. — Передавай. В полосе пролёта наблюдаем значительное скопление живой силы и артиллерии противника. Железнодорожная станция забита составами. Ведём воздушный бой с немецкими самолётами. Штурман, дай ему координаты места!

И дальше мне снова становится жарко. Выше нас расплываются белые пушистые облачка…

— Шрапнель! — ухожу в сторону Карпат со снижением. Выше ну никак нельзя, да и не получится на трёх-то моторах. — Штурман! Курс к Брусилову?

— Сто десять!

Стискиваю зубы и выкручиваю на указанный курс. И натыкаюсь на очередной разрыв. Грохот и треск, самолёт вздрагивает, жалобно стонет, но летит. Не дают нам шанса вернуться к своим. Иду к горам, прямо на самолёты с крестами!

— Все целы?

— Маяковского ранило! — кричит из грузовой кабины Лебедев.

— Семён! — кошусь вниз, и казак поднимает голову от прицела носового «Максима». — Забирай свою шайтан-машину и дуй в грузовую. И пристегнуться там не забудь!

— Командир! Расходный третьего двигателя пробит! — доклад Смолина заставляет только чертыхнуться.

— Тяни до последнего!

А истребители противника так и кружат неподалёку. Даже с курса убрались, подставляться никто не захотел. Не хотят приближаться, ждут, когда нас шрапнель добьёт. Эх, не успели мы высоту набрать… Так бы хоть покрутились – змейкой бы походили, вверх-вниз пошмыгали бы, прицел бы артиллеристам посбивали…

Пока держимся в горизонте. И мотор с пробитым баком ещё работает. Только очень уж ощутимо тянет вправо, приходится прикрываться левым креном и подрабатывать педалькой.

Как я ущучил очередной залп, не знаю. Но отпустил педаль, ослабил усилия на штурвале… Самолёт даже как-то выдохнул облегчённо и начал резко заваливаться в правый крен, пошёл со снижением к земле. А я только лишь придержал его от такого чрезмерного заваливания.

Зато этот угаданный мною залп расцвёл чуть левее и выше, ударил по крыльям и кабине шрапнельной осыпью. Всю левую бочину самолёта осыпал частым горохом. И резко оборвался рёв левого крайнего мотора, колом встал пропеллер. Всё! Теперь точно не уйдём…

Но высота ещё есть, два мотора тянут вперёд, горы уже на подходе. Винты слева и справа раскорячились в потоке, тормозят ощутимо. Движки на пределе сил работают. Разворачивающие моменты практически компенсировали друг друга, машина гораздо легче стала управляться. Правда, ни о каком возвращении и речи быть не может, не выпустят нас. Да и к Брусилову уже не пробиться. И тут засбоил, зачихал вспышками пламени из выхлопных сопел третий мотор. В животе лёд комком сжался – крылья же у нас в масле и бензине… Сглазил!

— Командир, пожар на правой плоскости!

Обороты второго на максимуме, прикрываемся креном и тянем, тянем со снижением в сторону гор, уходим подальше от видимых внизу частей противника. Долететь до своих никак не получится, придётся садиться на вынужденную. А внизу противник. Прыгать? Я до последнего не буду, а экипаж? Приказать им? В плен попадут… Зато живыми останутся! Стоп! Какое к чёрту покидание, если у нас раненый на борту? Так что только один у нас вариант – садиться на вынужденную! И постараться сесть так, чтобы и в плен не попасть, и к своим как-то умудриться выйти…

— Командир! Истребители возвращаются! — голос Семёна пробивается через шум и свист воздуха в кабине. Ого, сколько нам дырок в фюзеляже наковыряли!

А не дадут нам прыгать, расстреляют сейчас! И не сманеврировать уже. Остаётся тянуть до последнего и отстреливаться. Так и сказал.

Загрохотал «Максим», тут же ему завторил «Мадсен» с левого борта. А с правого? А там же Маяковский ранен!

— Командир, разреши? — штурман уже отстегнулся и встал со своего кресла, потянул за собой парашют. И заковылял назад, к молчащему пулемёту. Только и посмотрел ему вслед, на мешающей продвижению парашютный ранец.