Под кровью - грязь

   Бес застонал, он почувствовал, как из носу потекла кровь. Он ведь убьет меня, мелькнула мысль. Убьет. Бес дернулся, и сразу же в позвоночник ему уперлось колено, а рука потянула за волосы голову назад. Боль хлестнула Беса, и он закричал, вернее, попытался, но удар в печень пресек эту попытку, превратил ее в надсадный хрип.

   – Я тебя терпел. Долго терпел. Все, хватит. Я тебя раздавлю. Или просто сломать тебе хребет?

   Бес застонал. Он уже не пытался вырываться, он уже понял, что Жук может с ним сделать все, что угодно. И Бес признал за ним это право. Бес зажмурился, но рука внезапно разжалась и боль в спине исчезла.

   – Крутой сказал тебя не трогать. Не знаю почему.

   Жук переступил через лежащего, прошел на кухню, вынул из пачки, лежавшей на столе, сигарету и подкурил от горящей газовой конфорки.

   Бес плакал. Не от страха или бессилия. Ему было очень жаль себя, жаль за то, что его избили, за то, что лежит он лицом в блевотине и за то, что так было всегда. Всегда наступал момент, когда кто-то сильный понимал, что за дерганой злостью Беса нет ничего, кроме слабости и страха, и наступала расплата.

   И всегда его не просто били, его старательно унижали, втаптывали в дерьмо в прямом смысле этого слова, и после этого ему нужно было жить, встречаться с теми, кто сделал это, и делать вид, что ничего не произошло.

   Бес сел, прислонившись спиной к стене. За что с ним так? За что? Бес искренне не понимал, почему Жук так с ним обошелся. Почему так с ним поступали остальные.

   Он не пытался вытереть с лица кровь, она стекала по лицу и капала на грудь. За это он ненавидел всех вокруг. И не мог понять, что так к нему относились именно потому, что чувствовали эту ненависть. Бес путал причины и следствия, делал это искренне, и оттого становился еще злее и с еще большей злостью отрывался на него мир.

   – Прибери за собой, – сказал негромко Жук, – всю хату провонял.

   Бес встал, покачиваясь на неверных ногах, попытался понять, с чего надо начинать, но лишь тупо обвел глазами коридор.

   – Сначала умойся в ванной. Помой руки, застирай сразу рубаху, – Жук говорил спокойно, по-хозяйски.

   – Ага, – Бес кивнул и потянул дверь ванной.

   – Свет включи.

   – Ага.

   Он повернул кран, подставил под струю воды руки и просто ждал, пока вода не смоет с рук грязь. Кровь крупными каплями падала в умывальник, бегущая вода окрашивалась в розовый цвет.

   Убью.

   Бес подумал это холодно и спокойно. Не сейчас. Не здесь. Убью. Бес и раньше говорил это себе о Жуке, но то было нечто вроде самоуспокоения. Теперь же мысль пришла в голову, как приказ, команда, которую он обязательно выполнит.

   Только выбрать подходящее время. Как в тот раз.

   Бес наклонился, набрал в пригоршни воды и плеснул в лицо. Тогда тоже думали, что можно просто унижать Беса. При всех. Он лежал посреди двора, на глазах у всех, а те двое, застегивая ширинки, хохотали.

   – Теперь тебе не жарко, Бесенок?

   А он лежал, затаив дыхание, в луже, и в голове его рождалась холодная мысль – убью.

   Бес набрал в рот воды, прополоскал и выплюнул.

   Тогда все решили, что он сломался. Обоссанный. Это стало его позорной кличкой, но он делал вид, что не обижается. Он даже улыбался. Он ждал почти месяц.

   И дождался. Эти двое любили захаживать в киоск к одной прошмонтовке. По очереди они ее харили, или оба сразу – Бес этого не знал, да и не интересовало его это. В тот вечер он увязался за ними, ходил сзади, не попадаясь на глаза, отстаивался в подъездах, если они заходили в дом.

   В киоск они пришли уже за полночь. Блядь впустила их, закрыла дверь на засов, и через несколько минут свет в киоске погас. Стоял киоск на отшибе, рядом никого не было, и менты там появлялись редко.

   Бес подошел к двери киоска и осторожно, чтобы не нашуметь, вдел в петли навесной замок, который специально принес с собой, осторожно повернул ключ.

   Как будто вчера это было, Бес помнил запах липы, разогретого металла и запах бензина. Он принес с собой трехлитровую банку бензина. У него тогда даже мысли не мелькнуло отступить. Он приговорил и выполнял приговор.

   А баба… Ей же хуже. Бес осторожно снял с банки пластмассовую крышку, подошел к окошку. Окошко они оставили открытым – жара на дворе. Бес прислушался.

   В темноте кто-то застонал. Бес плеснул в темное окошко бензин.

   – Какого хера? – спросил кто-то внутри.

   – Жарко сегодня, – сказал Бес в окошко.

   – Ты, Бес? – внутри щелкнул засов.

   – Дверь я закрыл, – тихо сказал Бес.

   – Ты что, блин, охренел?

   – Жарко вам будет! – сорвался Бес на крик, и зажженная спичка полетела в темноту киоска.

   Полыхнуло сразу. Бес отбежал в сторону, в темноту. Как они кричали. Все трое. Потом начали рваться бутылки, крик перешел в вой, стекла вылетели, и пламя охватило киоск.

   Пожарные приехали через час. Киоск уже догорал, распространяя запах горелого мяса.

   Бес снял рубашку, сунул ее под воду. Убью.

   Он подписал Жуку приговор.

   – Ты скоро там? – спросил Жук.

   – Уже иду, – спокойно ответил Бес.

   А Жук смотрел на спину Беса, подтирающего рвоту и кровь, и думал, что теперь гнида будет вести себя поспокойнее. Он сломал его, как уже не одного до этого.