Пациент: – А Тетрис встанет?
Михалыч и Коляныч, хором: – Встанет! Еще и место останется!
Коляныч: – Михалыч, а зачем убирать таракана?
Михалыч, непонимающе: – А зачем оставлять?– Да мы ему скажем, что это и есть Тетрис. Будет ходить и гонять его шваброй.
– А ты молодец, Коляныч!
– Знаешь, наши вчера перформанс устроили. Звукоряд, цветоряд, химия – все через чипы, понятное дело. Так я там такого говна насосался! Башка болит!
– Надо места выбирать, куда ходить. Ты еще к блядям сходи, они тебе полные уши слюней напустят… вирусной… Умное убираем?
– Говорю тебе, форматируй! Убирай на хер все! И ставь ему ДОС… Ну что, мужик? Легко стало?
– Легко, мужики! А то ползает что-то, про золотой ключик обещает… А у меня у самого такой. – В прореху рубашки вывалился массивный золотой ключ.
– Тогда поработайте кулачком. Сестра, зашиваем каморку, и котелок не забудь дырявый, дужкой за ухо… Бороду не зацепите! Почтенная борода – небось десять лет растил…Клиент схватился за голову:
– Мои куклы! Они куда-то разбежались, я их не вижу! Тут только таракан, надсмехается!
Коляныч:
– Ну, так я и думал. Сестрички, готовьте полостную…Фонарь и аптека
Сначала предплечьем, под реберной дугой.
Стоишь так, постукиваешь, стараясь не запачкать свежевымытую руку. А халат – он на то и халат, для дряни. Ведешь воображаемую линию, разыскивая первый поясничный позвонок.
Тело лежит на боку, гнутое.
Как нашел – отсчитываешь: раз, два, три… Пока не нащупаешь зазор между четвертым и пятым позвонками. Или ниже. Нащупаешь – и ногтем делаешь отметочку, крест. Все похлопывания рукавом – насмарку, надо снова мыть руки. Ну, чуть-чуть: не так, как обычно моют, а спиртом, который сестра плеснет в подставленную горсточку. Интересно, можно что-нибудь плеснуть, цедя сквозь зубы? Черт ее знает, как это у нее получается, но плещет – как говорит.
Перчаток не надо. Можно, конечно, истребовать, но это впадлу, матерые зубры так не поступают. Какие-такие перчатки?! Девяносто первый год на дворе. Всякая зараза, значит, уже есть, но ее пока будто и нет, одним словом – мало. В кожной клинике сестры у сифилитиков кровь берут без всяких перчаток. Насобачились, привыкли, «а-а!» – и рукой махнут.
Красим йодом операционное поле, палочкой кнаружи, крестик моментально теряется. Дальше промываем спиртом, апельсиновый цвет размывается и становится бледно-лимонным. Вот он, крестик-то. Теперь укол.
Если, конечно, в теле присутствует сознание. Бессознательному телу укол не нужен, потому что в уколе – слабенький новокаин, от которого лишь раздувает кожу, и все, что под ней, так что потом из-за отека ни хрена не прощупать. Бессознательным впарывают сразу, без новокаина. Брыкнется, бывает, помычит: приснилось. А то и не брыкнется.
Это все называется пункцией, когда, как выражаются грамотные пациенты, берут на анализ спинной мозг. И от которой двоюродной сестре, как только взяли, сразу стало плохо: ноги отнялись.
Ну, никто уже и не спорит.
Вообще, спинного мозга там никакого нет, там мешочек такой, с водичкой, ее-то и берут: посмотреть. Само по себе дело безобидное.
Будь иначе, я бы и близко не подошел. Я ведь вовсе не матерый зубр, я только учусь. Ну, конечно, кое-что умею и знаю, но автоматизма пока еще нет. Практика нужна. А здесь – дежурство при клинике и кафедре, самая что ни на есть практика. Больные, которых привозят, о практике моей, разумеется, ничего не знают.
Это только на бумаге все просто: завалил, согнул, позвонки проступили и разошлись, уколол, попал, высосал, улыбнулся. А если в нем, собаке, восемь пудов веса? Поди прощупай. Или хребет закостенел так, что не поймешь, где позвонки, а где между ними промежутки. Или если орет, или игла засирается. Или попался, как этот, что лежит, и это еще вопрос, кто попался – он или я.