Под конвоем лжи

Верхний этаж, естественно, занимало верховное руководство: генеральный директор, его секретариат, помощник директора и главы подразделений. Вход в кабинет бригадира сэра Бэзила Бутби преграждала пара внушающих благоговейный страх дубовых дверей. Над ними были установлены две лампы. Если горела красная, это значило, что в кабинете происходит что-то, не предназначенное для непосвященных, и вход туда категорически запрещен. Зеленый свет предлагал ожидавшему войти — на свой страх и риск. Вайкери, как всегда, поколебался перед тем, как нажать на кнопку звонка.

Вайкери сообщили о вызове к начальству в девять часов, когда он складывал документы в несгораемый шкаф из пушечной стали и убирал клетку, как он обычно называл свой крохотный кабинетик. Когда в начале войны численность сотрудников МИ-5 стала стремительно расти, помещения обрели статус величайшей драгоценности. Вайкери отвели каморку без окон размером с те чуланы, в которых в обычное время уборщицы хранят свои ведра. На полу там лежал истоптанный до основы кусок ковровой дорожки, какие можно увидеть во всех официальных учреждениях, на нем стоял небольшой, но крепкий и непритязательный письменный стол, глядя на который посетитель мог бы представить себя нерадивым учеником, вызванным к директору школы. Напарник Вайкери, бывший офицер лондонской полиции Гарри Далтон, устроился вместе с остальными младшими сотрудниками в общем помещении, занимавшем центральную часть этажа. Там царила та же бесцеремонность и невоздержанность на язык, что и в репортерских комнатах крупных газет, и Вайкери рисковал появляться там только в случаях крайней необходимости.

Официально Вайкери носил звание майора Разведывательного корпуса, хотя в отделе военные звания не значили ровным счетом ничего. Большая часть сотрудников обычно именовала его Профессором, а военную форму он надевал лишь дважды за все это время. Впрочем, стиль одежды Вайкери изменился. Он отказался от той имитации твида, которую носил, когда работал в университете, и теперь ходил в элегантном сером костюме — он успел купить два перед тем, как одежда, вместе с почти всем остальным, стала нормированной. Иногда он сталкивался на улицах с кем-нибудь из знакомых или бывших коллег по Университетскому колледжу. Несмотря на непрерывные предупреждения в прессе и по радио об опасности болтовни, они, как правило, в лоб спрашивали Вайкери, что именно он делает. Обычно он устало улыбался, пожимал плечами и давал предписанный начальством ответ: занимает очень скучную должность в одном из отделов Военного кабинета.

Скучно иногда, конечно же, бывало, но очень нечасто. Черчилль был прав — для Вайкери настала пора вернуться к нормальной жизни. Приход на службу в МИ-5 в мае 1940 года стал для него началом возрождения. Он буквально расцвел в атмосфере управления военной разведки: ничем не ограниченный срок пребывания на службе, непредсказуемые кризисы, крепкий и невкусный чай в столовой. Он даже снова начал курить, хотя отказался от сигарет год назад. Ему понравилось выступать в качестве актера в театре реальности. Теперь он всерьез сомневался в том, что, когда у него вновь появится возможность вернуться в святилище академической науки, он снова будет удовлетворен той жизнью.

Конечно, напряженная, порой круглосуточная работа утомляла его, и все равно он никогда еще не чувствовал себя лучше. Он мог теперь работать гораздо больше и обходился меньшим количеством сна. Когда же он ложился спать, то засыпая сразу. Как и другие сотрудники МИ-5, он часто ночевал на рабочем месте, на маленькой раскладушке, которую держал сложенной рядом со своим рабочим столом.

Лишь привычка к очкам в форме полумесяца прошла без потерь пережитый Вайкери катарсис. Очки с захватанными до почти полной непрозрачности стеклами сделались одним из привычных предметов для шуток в отделе. В моменты затруднения он, как и в былые годы, рассеянно хлопал себя по карманам, отыскивал их и криво водружал себе на нос. Этот ритуал помогал ему успокоиться.

Именно так он и поступил, когда над дверью Бутби внезапно вспыхнул зеленый свет. Вайкери тяжело вздохнул, нажал, со скорбным видом человека, пришедшего на похороны друга детства, кнопку звонка, звонок мягко замурлыкал, дверь открылась, и Вайкери вошел внутрь.

Кабинет Бутби был большим, длинным, с прекрасными картинами, газовым камином, роскошными персидскими коврами и великолепным видом из высоких окон. Сэр Бэзил продержал Вайкери положенные десять минут в приемной, относящейся к секретариату генерального директора, и лишь после этого позволил ему войти во вторую дверь, отделявшую хозяйство секретарей от его личных владений.