Под кодовым названием «Эдельвейс»

В приемной с его появлением поднялись со стульев двое — Пауль Шенк и плотный здоровяк с острым обезьяньим взглядом и тяжелой челюстью. Типичный убийца. Хейниш воспринял это как должное.

Если не он сам, то, вероятно, они… Рука у них не дрогнет… Ведь шеф прозрачно намекнул: «Мне ваши принудительные признания ни к чему — лишняя морока и хлопоты…»

Хейниш поплелся переходами к выходу. Убийцы — за ним. Хейниш прошел в кабинет и сел за стол.

…Ему вспомнилась теперь уже далекая беседа с фрейлейн Кристиной Бергер. Она состоялась летом прошлого года во время стремительного наступления на Владикавказ. Тогда фрейлейн прямо спросила Хейниша, в то время еще штурмбанфюрера СД:

«Я вижу, вы меня в чем–то подозреваете, господин штурмбанфюрер?»

Он засмеялся:

«Вы начинаете мне нравиться, фрейлейн! Боже мой, какой глупец берет в разведку очаровательных девушек? Красота — это особая примета, которая каждому бросается в глаза, а значит опасная. Разведка — дело внешне сереньких и неприметных людишек».

«А Мата Хари? — вызывающе возразила девчонка. — Я читала, что она была ошеломляюще красива».

Он поучительно заметил:

«Мата Хари и погибла из–за своей красоты. Но вы не ответили на мой вопрос. Так что же вас вынудило поспешить с работой?»

И она с достоинством ответила:

«Я немка, и мой долг — служить рейху!»

Девчонка даже сверкнула глазами.

Так провести его!.. Наивностью, очарованием, юностью… Кто же мог ждать такого изощренного коварства от вчерашней школьницы?..

А Майер? Возился с картами барона фон Шилинга… Выходит, майор Штюбе и следователь Кеслер, не доверяя никому, не ошибались в своих подозрениях… Когда расшифруют сообщение Кристины Бергер, не найдут ли среди них и сведений о «Голубой линии»? Наверняка они там есть! А если так… Нет, виселицы не миновать!

Хейниш поднялся из–за стола, подошел к серванту, откуда достал бутылку «Мартеля» и три хрустальные рюмки. Сел к столу и налил во все три до краев. Кому? Себе, Кристине Бергер и Вилли Майеру. Они незримо присутствовали здесь.

«За упокой души всех троих!» — мысленно произнес он и выпил из своей рюмки.

Потом вынул пистолет, приставил дуло к виску и нажал на спуск.

— Впервые вижу такого гостеприимного покойника» — сказал Пауль Шенк, указывая на полные рюмки.

— Не отравленные? — с подозрением спросил здоровяк.

— Тогда зачем было стреляться? Ведь свою он выпил…

— И то правда!

— Отправился на тот свет с рюмкой в руке. Даже интересно!

— Я слышал, покойник был компанейским человеком.

— Да, он не бегал от радостей жизни.

— Такого чудака не мешало бы помянуть, — и здоровяк взглянул на Шенка.

— Охотно! Зачем пропадать добру?

Они подняли рюмки.

— Прозит! — амбал выпил содержимое одним глотком.

— Прозит! — присоединился к нему Пауль Шенк и задумчиво проговорил: — Любопытно, мне выпало первым встретить его в Берлине и первым сопровождать в последний путь.

Он взглянул на часы.

— Время докладывать обергруппенфюреру о «неожиданной» кончине Хейниша.

ПОБЕГ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

— Мы нашли ключ к вашему шифру.

Йон Патциг, попивая коньячно — кофейный коктейль, объяснил:

— Это нетрудно было сделать. Во — первых, как вам известно, мы записали ответ на вашу последнюю шифрограмму. Он был очень краток. О чем же в нем шла речь? Ясно, что это было подтверждение о приеме. Во — вторых, мы сопоставили последовательность ваших сообщений с последовательностью заброски агентов Хейниша. Кстати, вам известно, что произошло с вашим бывшим шефом?

— Откуда?

— И то правда: откуда вам знать? Так вот, штандартенфюрер покончил с собой, — Йон Патциг хлебнул бодрящего напитка и добавил: — Он застрелился. Выпил рюмку коньяка и пустил пулю в висок.

— Напрасно…

— Почему же? Очень умный поступок. Иначе он очутился бы у нас. А с ним не вели бы себя так деликатно, как с вами. Мы бережем ваши пальчики. Они нам нужны. Да, если бы не эта веская причина, вы бы уже гнили. Правда, казнить вас как государственную изменницу мы можем в любой день. Все зависит от вашего выбора: жизнь или смерть? И учтите, времени мало. Если рация долго будет молчать, это вызовет в вашем Центре обоснованную тревогу. А значит, и подозрение, которое сведет на нет все наши гуманные усилия.

Уже несколько дней тем или иным способом возвращался он к одной теме: нужно ей, Кристине Бергер, снова сесть за радиопередатчик и начать «радиоигру».

— Мы не спрашиваем, кто вы и что вы, — рассуждал Йон Патциг. — В конце концов, какая разница? Что существенного добавит ваше настоящее имя и настоящая биография? Ничего интересного, я в этом уверен. Мы не спрашиваем также вас о том, какой ущерб вы нам нанесли. Об этом нам подробно поведали ваши шифровки. Не интересовались и тем, кто был вашим сообщником. Мы знаем, что, кроме Вилли Майера, у вас здесь никого не было. Что же нам надо от вас? Мелочь — ваш «почерк».

Кристина сразу могла бы согласиться на это предложение: как она убедилась, немцы не подозревали, что ее последняя шифровка была предупреждением о провале.

Йон Патциг обосновывал «пользу» их «сотрудничества»: