Под Южным крестом

— Этот юноша, — говорил тем временем сэр Гарри Паркер Андрэ и доктору, который со вниманием антрополога разглядывал только что отрезанную голову малайца, — этот юноша положительно необыкновенный человек. Какая ловкость, какая подвижность, какая находчивость! Ни чем-то он не смущается, ни от чего не теряет головы. Наконец, какое замечательное уменье сделать что-нибудь из ничего.

— Ваша оценка меня радует, ведь и я сам очень люблю Фрикэ. К тому, что вы сказали, вы смело можете прибавить, что у него самое благородное сердце, какое можно только встретить. Виктор Гюйон, или как мы обыкновенно зовем его, Фрикэ, является олицетворением преданности и самоотверженности. Доказательством может служить любой факт из жизни этого скромного героя. Он в полном смысле слова готов отдать душу за ближнего своего. Всякий слабый, несчастный, всякий нуждающийся в защите может смело рассчитывать на его помощь и никогда не получит отказа.

— Что вы говорите, дорогой господин Андрэ? Я сам вижу это отлично.

— А о его храбрости, о его мужестве и говорить нечего. В семнадцать лет, будучи круглым сиротой и без гроша в кармане, он решил совершить кругосветное путешествие и совершил. Его путешествие продолжалось менее года, но за это время он успел спасти экипаж паровой шлюпки, погибшей в волнах одной африканской реки, спасти жизнь доктору Ламперриеру, которого вы видите перед собой, и этому храброму матросу, Пьеру де Галю, наконец, выручить из неволи этого молодого негра…

— А, так вот он кто! Я его знаю: мне приходилось слышать о его подвигах и даже читать.

— Но это еще не все. В начале нынешнего года он во время плавания в открытом море был лишен свободы одним бандитом, мечтавшим присвоить транспорт китайских переселенцев, которых вез Фрикэ. Молодой человек, однако, убежал из плена вместе с Пьером де Галем. Они проехали на пироге от Луизиадских островов до Буби-Эйланда, где вашими соотечественниками устроен приют для потерпевших крушение.

— Господа, мне неизвестны причины, побуждающие вас объявить войну борнейскому радже. Каковы бы они ни были, я уверен, что они вполне уважительны и достойны. Я теперь вас знаю, имел возможность оценить вас по достоинству и не сомневаюсь в вашем успехе… Тем более, что у вас теперь есть союзник… Мои деньги, господа, мой кредит, я сам — к вашим услугам. Располагайте мною.

— Мы можем принять от вас помощь, но только с большими оговорками. Благодарю вас за предложение: оно делает нам честь. Но вовлекать вас в свое дело мы не имеем права. Это предприятие крайне сомнительно и может привести к дипломатическим затруднениям. Мы должны действовать как можно осторожнее и в строжайшей тайне. Менее чем через два месяца в пределах владений раджи может разразиться революция. Даяки, угнетаемые малайцами, естественно, будут нашими союзниками. Произойдут ужасные события. Неужели вы можете участвовать в этом? Даяки, сбросив с себя цепи, не будут знать удержа. А хотите знать, что такое даяки и чем они могут стать? Взгляните на тех двух, что приехали с нами. Обычно эти люди очень смирны, гостеприимны, приветливы, а теперь, посмотрите, разве не похожи они на демонов?

Сэр Гарри поднял голову, приложил козырьком руку к глазам и сейчас же отвернулся с отвращением, даже почти с ужасом, от картины, которую он увидел на противоположной стороне палубы.

Как только был потушен пожар и с палубы снят разостланный парус, даяки принялись за довольно странное упражнение, на которое европейцы не обратили сгоряча никакого внимания.

Увидав трупы пиратов, даяки схватили свои паранчи, или сабли, с которыми они никогда не расстаются, как папуасы со своими реда, и воткнули их крест-накрест в палубу. Потом принялись вокруг них танцевать, и танец, в общем, вышел недурен, замысловат и довольно грациозен. Повертевшись вокруг сабель, они стали подходить к ним, как будто желая взять их, но всякий раз отступали назад, как бы пораженные ужасом. Эта была одна из фигур танца. Наконец они подняли свое оружие и начали друг с другом фехтовать.

Окончив это вступление, даяки с криком бросились на трупы. Каждый приподнял труп за волосы и очень ловко отсек ему голову. Затем слетела еще пара голов, потом еще и еще, до тех пор, пока все валявшиеся на палубе, ужасные, обугленные трупы не были обезглавлены.

Затем, как ни в чем не бывало, они сложили из отрубленных голов пирамиду, а трупы выбросили за борт и принялись опять танцевать.

У каждого было повешено с боку по небольшой корзинке, сплетенной из тростника и украшенной человеческими волосами. Окончив свой балет, они осторожно положили себе в корзину по голове, закрыли крышку и самодовольно посмотрели на белых.

Как раз в эту минуту мимо отвратительного трофея проходил доктор. Как человек, немало на своем веку поработавший в анатомических театрах, он не почувствовал особенного отвращения при виде этих останков. В нем проснулся инстинкт антрополога, он взял в руки одну из голов и стал ее рассматривать так хладнокровно, как будто это был кокосовый орех.