Под Южным крестом

С вершины гигантского дерева свешивался чуть не до земли огромный пучок цепких лиан. Чтобы обрубить их у корня, нужно было взобраться на самую макушку детства. Фрикэ с беспокойством ждал, сумеет ли его дикий приятель успешно справиться с этим трудным делом.

Жан Кербегель, сделавшись Кайпуном, приобрел такую ловкость и силу, что с ним могли сравниться в этом лишь очень немногие из природных дикарей. За это он и был выбран в помощники вождя.

Двумя сильными ударами он вырубил в стволе дерева углубление, которое послужило ему первой ступенькой; встав на нее одной ногой, он вырубил немного повыше другое углубление, поставил на него вторую ногу и, продолжая так действовать, быстро поднялся до самой вершины. Фрикэ, стоя около дерева, с интересом следил за действиями Жана и поспешно отскочил в сторону, лишь только тот издал резкий крик.

С вершины дерева, свистя, летела огромная лиана, срезанная Жаном, который с быстротой акробата спускался следом, торжествуя, что оказал услугу своему спасителю.

Не теряя времени, Фрикэ взял лиану, опустил ее в лодку, втащил наверх канат, привязал его к дереву и стал с нетерпением ждать, когда поднимутся друзья.

Первым взобрался Князек. Он сделал это с такой ловкостью, что привел в восторг Жана и дикарей. Честный негр не мог вымолвить ни слова. Он кинулся обнимать Фрикэ и едва не задушил его в объятиях. Рыдания подступали ему к горлу, по щекам, сверкая, катились крупные горячие слезы.

Настала очередь доктора, который поднялся спокойно, не спеша. Его длинное тощее тело с огромными руками и ногами напоминало паука, висящего на паутине.

Дикари глядели на появление белых с нескрываемым изумлением, а когда увидели Ламперриера, то даже не дали Фрикэ обнять старого друга. Охваченные благоговейным ужасом, они бросились к ногам доктора, окружили его, точно святую реликвию, и забросали словами, среди которых особенно часто повторялось слово «Нирро-Ба». Фрикэ смутно понимал значение этой сцены и кусал себе губы, чтобы не расхохотаться.

— Это ты, Нирро-Ба, мой брат!

— Ты пришел из Виами, о Нирро-Ба! Ты опять будешь охотиться с нами на казуаров!

— Это ты, Нирро-Ба, наш умерший брат!

— Это ты, Нирро-Ба, воскресший под видом белого человека!

Одна женщина с надетым за плечами мешком, от которого несло ужасным зловонием, протолкалась к доктору сквозь толпу, которая охотно расступилась и пропустила ее вперед.

Женщина тревожно окинула доктора взглядом с головы до ног и, по-видимому, осталась довольна осмотром, потому что подняла руки к небу и воскликнула:

— Это ты, Нирро-Ба, мой супруг!

Вслед за этим трое или четверо маленьких Нирро-Ба, совершенно грязных и в высшей степени вонючих, бросились к изумленному доктору, крича пронзительными голосами:

— Это ты, Нирро-Ба, наш отец!

Бедного доктора заласкали, зацеловали. Он был в отчаянии и беспомощно вертел головой.

— Черт знает что такое! Фрикэ, скажи мне, Христа ради, толком: что они, с ума, что ли, сошли? Что им от меня нужно? Это мне очень напоминает сцену с Барбантоном, когда его провозглашали табу.

— Не совсем так, дорогой доктор. Барбантона объявили святым, а вы просто-напросто очутились в недрах своего семейства.

— Как?

— Конечно. Эта почтенная дама, таскающая за плечами вонючий мешок с сушеным человеческим мясом…

— Эта женщина? ..

— Ваша супруга, дорогой доктор. Она носит в мешке бренную оболочку, которая была на вас надета, когда вы жили на земле под именем Нирро-Ба. А эти черные стрекозы, приветствующие вас таким приятным визгом, ни более, ни менее как ваши собственные детки, ваши потомки, продолжатели вашего рода.

— Отстань со своими глупостями! Ну, какой я отец семейства? Я старый, неисправимый холостяк. Не хочу никакого брака, иначе я немедленно уезжаю отсюда.

— Конечно, господин доктор, — послышался добродушно-веселый голос подошедшего Пьера де Галя, — супруга ваша довольно неказиста, но это ничего: стерпится — слюбится. А некрасива она, что и говорить. Всяких я видал уродов на своем веку, а такого ни разу. Черт меня побери, если вру.

Говоря так, старый боцман крепко и дружески обнялся со своим милым матросом.

— Ну, сынок, живее за дело, — прибавил он. — Внизу остался еще господин Андрэ. Давай поможем ему.

— Сейчас, матрос, сейчас.

Пока достойный марселец, смущенный неожиданной встречей, отбивался от непрошеных ласк своего неожиданно отыскавшегося семейства, Фрикэ, Пьер и Князек вернулись на край утеса.

Андрэ, закинув за спину карабин, сначала привязал к канату лодку, потом схватился за него и повернул какой-то медный круг, блестевший на черном борту лодки.

Послышался резкий свист. Лодка начала быстро уменьшаться, сплющилась и погрузилась в воду.

Не заботясь о ней, молодой человек полез по канату с ловкостью белки и попал в объятия Фрикэ, удивленного увиденным.

— Ну, милый гамэн, что же ты молчишь? Или у тебя язык отнялся?

— Право, господин Андрэ, я так счастлив, видя вас всех целыми и невредимыми, что не нахожу слов… Да и эта прелестная лодка… Зачем вы ее потопили, она могла бы еще пригодиться…

Андрэ улыбнулся.