Да и ладно. Мне плевать, лишь бы она наконец охрипла, и её дикие вопли не резонировали в моём подвале, больно лупя по ушам. Я уже не мальчик, чтоб спокойно относиться к таким раздражающим факторам. Нервирует! И отвлекает.
Когда с пальцами на всю их длину было покончено, и я добрался до берцовых костей, пошёл в дело и мой основной инструмент: тиски.
Перетащить их с первой ножки на вторую было не столь трудно: я, повторюсь, хоть уже в весьма преклонных годах, а три пуда поднимаю легко!
Как ни странно, раздробление костей ступни второй ноги почти ничего мне в плане наслаждения не добавило: дама повыла-повыла, да потеряла сознание. Пришлось даже сделать пол-оборота назад, да побрызгать на неё водой изо рта, а затем и вылить остатки из ведра ей на голову.
Ну вот — совсем другое дело! Подумав, я вынул и кляп, и дал ей напиться.
Пила она, правда, с трудом. Глотать получалось не сразу, а лишь со второй-третьей попытки. Да ещё мычала что-то неразборчивое. Из разборчивого было слышно только: «Ы-ы! Ы-ы!..» Но укусить, как иные, более мужественные и хитрые, не пыталась.
Дал ей продышаться с минуту, дал и попить ещё. Вроде, пришла в себя.
И как только смогла внятно говорить, сразу стала униженно умолять пощадить её, перестать мучить, и не убивать!
А куда же девалась гордость и презрение, высказанные в самом начале: «Никакими средствами, милорд, вы не заставите меня умолять вас! Тьфу!» (Меткая: попала-таки мне в глаз!)
Ага, смешно.
С перерывами на сглатывание и мольбы ещё полкружки вылакала за три минуты.
Я отошёл к себе за стол, и даже кое-что особенно интересное записал в своих «путев
Когда двинулся снова к ней, хищно потирая ручки, подмигивая, и улыбаясь милой улыбкой людоеда, красотка изволила нервно задёргаться и снова взвыть в полный голос. Вернулись, стало быть, силы и форма к голосовым связкам!
Пришлось кляп вставить на место. И «огонька поддать»! На этот раз был к ней «милостивей»: не стал подогревать медное сиденье столь сильно, чтоб аж запахло жаренной плотью, а вынул факел из-под кресла через буквально полминуты… Водичкой на его нижнюю поверхность снова побрызгал.
А когда доработал кость второй ноги до толщины полудюйма, эта сволочь (Пардон — хотел сказать — голубка!) снова отключилась. Слабенькая она какая-то…
Да и ладно: зато теперь не будет пытаться подраться со мной, пока буду переносить её на «ложе», и перепривязывать руки, и фиксировать в лубках раздвинутые ноги…»
— Ты — командир. Тебе положено быть умным и храбрым по должности.
— Положено… — он позволил себе чуть усмехнуться, зная, что хотя в полумраке его усмешки и не видно, но его партнёрша легко ощутит и это, и мысли, те горькие мысли, что роятся у него в голове по этому поводу, — Мало ли что кому положено! Это лорду Борису положено спать с тобой. Поскольку это именно он и его люди спасли тебя!
— Не нужно думать, что я пытаюсь столкнуть вас лбами. (Хотя, конечно, пытаюсь. Я же — женщина!) Лорд Борис, разумеется, заслуживает всяческого уважения и… Вот именно — поощрения. Но я выбрала тебя. И не хочу скрывать, за какие именно достоинства. В девять дюймов.
Лорд Дилени почувствовал, как краснеют уши, и прикусываются изнутри зубами губы. Гос-споди!
Как тяжело быть с телепаткой! И как это он позволил себя!..
— Неправда. Вот тут ты лукавишь. Не ты позволил себя окрутить и уложить в постель, а
— Да уж. Знаю. По циничности и практичности ты заткнёшь за пояс даже лорда Юркисса. И если женщине что-то надо от мужчины, она своего непременно…
— Добьётся! Всё верно. Так что не нужно пыжиться и дуться. Просто относись к этому, как, скажем, к стихийному явлению. Дождю. Снегу. Граду. Ну вот так случилось, что ты подошёл мне лучше всех. Да и, собственно говоря, ничего невозможного, милый, я от тебя не требую. А лишь того же, что тебе вскорости прикажет сделать сир Ватель. Или лорд Главнокомандующий.
Просто преподнеси мне на блюдечке с голубой каёмочкой голову лорда Хлодгара… Но это — в отдалённом будущем. А пока…
Пока просто помоги мне отвлечься. Забыться. И забыть… Забыть…
Он почувствовал, как она тоже закусила губы, хотя самообладанием далеко, как он уже понял, превосходит и его. И способностью к лицемерию и притворству — всех придворных лизоблюдов-интриганов: слёзы на её глазах не выступили. А уж глаза эти…
Он сразу понял, что утонул в них навсегда! Столько в них… Всего!
— Ты, наглая и бессовестная скотина! Ты от меня комплиментами, и даже чувствами — не отделаешься! И не нужно строить иллюзий: я — не влюблена в тебя. А просто — вот именно — использую.