Под грузом улик

— Я бы не стала этого утверждать, милочка, — вставила герцогиня. — Я, по-моему, сказала Питеру, что нам с твоим братом не понравился молодой человек, несмотря на наше краткое знакомство — если ты помнишь, мы не часто с ним виделись. Он явился без приглашения на выходные, когда в доме было полным-полно народа, и, похоже, не заботился ни о чьем удобстве, кроме собственного. И ты же сама, моя милая, сказала, что он был совершенно необоснованно груб с бедным старым лордом Маунтвизлом.

— Он сказал ему то, что он думает, — возразила Мэри. — Конечно же, бедному лорду Маунтвизлу трудно смириться с тем, что современное поколение привыкло серьезно дискутировать со старшими, а не просто ворковать с ними. Когда Георг высказывал свое мнение, он считал, что это обычный аргумент в споре.

— Ну конечно, только посвященные могли принять огульное отрицание всего, что говорил несчастный старик, за аргументированный спор, — заметила герцогиня. — Единственное, что я сказала Питеру, насколько я помню, что, на мой взгляд, манеры мистера Гойлса лишены изысканности, как его взгляды — независимости и самостоятельности.

— Лишены независимости и самостоятельности? — воскликнула Мэри, широко раскрыв глаза.

— Да, дорогая, я так думаю. Обо всем этом не впервые задумываются, и люди нередко выражали свои мысли в куда как более интересной форме, как сказал папа — или это был кто-то другой? А вы нынче чем хуже выражаетесь, тем достойнее вас считают, хотя вы не говорите ничего нового. Как Браунинг и все эти странные метафизики — никогда не разберешь, кого они на самом деле имеют в виду — свою возлюбленную или Святую церковь, — все так высокопарно и возвышенно, ничего общего с прелестным святым Августином… Сомневаюсь, чтобы в его времена устраивались ежегодные благотворительные распродажи и чаепития в церковных приходах — по-моему, мы сегодня под миссионерством понимаем что-то совсем другое — он-то хорошо в этом разбирался: помните историю с мандрагорой? А! Вспомнила это слово — манихейство. Как же его звали? Случайно, не Фауст? Или я путаю его с оперным персонажем?

— В общем, как бы там ни было, — продолжила Мэри, не пытаясь расшифровать ассоциативную вязь мыслей герцогини, — Георг был единственным человеком, которого я любила, и он им остается. Правда, все нам представлялось таким безнадежным. Может, ты, мама, и не говорила о нем ничего особенного, зато Джералд говорил массу ужасных вещей!

— Да, он сказал ему то, что он думает, — проговорила герцогиня. — Знаешь, современному поколению свойственно это. И я согласна с тобой, дорогая, что непосвященному уху это может показаться довольно грубым.

Питер улыбнулся, а Мэри невозмутимо продолжила:

— У Георга попросту не было денег. Он действительно так или иначе все, что у него было, отдал лейбористской партии, а потом еще и лишился службы в Министерстве информации: там сочли, что он слишком симпатизирует зарубежным социалистам. Это было страшно нечестно. Как бы там ни было, он не был в этом виноват; а Джералд повел себя по-зверски и заявил, что, если я окончательно не порву с ним, он прекратит высылать мне деньги. Так что я была вынуждена это сделать, но, естественно, это никак не повлияло на наши взаимные чувства. К чести мамы, должна сказать, что она вела себя более достойно. Она обещала помочь нам, если Георг устроится на работу; но если бы он устроился на работу, мы бы уже не нуждались в помощи!

— Но, дорогая моя, не могла же я настолько оскорбить мистера Гойлса, чтобы предложить ему жить на содержании у собственной тещи? — изумилась герцогиня.

— А почему бы и нет? — откликнулась Мэри. — Георг считает смешными все эти старомодные представления о собственности. К тому же, если бы ты дала мне, это были бы мои деньги. А мы убеждены в том, что мужчины и женщины равны. Почему кто-то один все время должен быть кормильцем?

— И все же, — возразила вдовствующая герцогиня, — я не могу себе представить, чтобы мистер Гойлс согласился жить на незаработанные деньги, тем более что наследственная собственность порицается им.

— Это софистика, — не слишком убедительно заметила Мэри. — Тем не менее, вот так обстояло дело, — поспешно добавила она. — Потом, после войны, Георг уехал в Германию изучать там проблемы труда и социализма, и, казалось, нас ничего не ждет. Поэтому, когда появился Денис Каткарт, я сказала, что выйду за него.

— Зачем? — спросил Питер. — Мне всегда казалось, что он тебе ничуть не подходит. Я хочу сказать, он был тори и занимался дипломатией, насколько я понимаю, — так сказать, совершенно буржуазный тип, — я думаю, между вами даже ничего общего не было.