Под грузом улик

— Счастлив слышать это, — добродушно улыбаясь, откликнулся лорд Питер. — Хорошо поспали, старина?

— Я… что? — ответил мистер Паркер. — Привет! Что значит поспал? Я уловил чрезвычайно важную последовательность событий, а вы меня сбили. Как же это было? Кот-кот-кот… — с диким напряжением он пытался вспомнить.

— Вы сказали, что у стеклодува кот бомбардон, — напомнил ему лорд Питер. — Слово просто замечательное, правда, не знаю, что вы имели в виду, произнося его.

— Бомбардон? — слегка краснея, переспросил Паркер. — Бомб… да, наверно, вы правы — похоже, я задремал. Можете себе представить, мне показалось, что я нашел разгадку. Эта фраза представлялась мне страшно важной. Даже сейчас… Нет, теперь мне уже не кажется все таким доказательным. Какая жалость! А я-то думал, что все уже прояснилось.

— Ну ничего, — спокойно заметил лорд Питер. — Только что вернулись?

— Сегодня ночью. Какие-нибудь новости?

— Куча.

— Хорошие?

— Нет.

Взгляд Паркера вернулся к фотографиям.

— Я не верю этому, — упрямо произнес он. — Черт меня подери, если я поверю хоть единому слову.

— Единому слову чего?

— Чего бы там ни было.

— Боюсь, вам придется поверить в это, Чарлз, — мягко промолвил его друг, решительно набивая трубку маленькими щепотками. — Я не утверждаю, — щепотка, — что Мэри, — щепотка, — застрелила Каткарта, — щепотка, щепотка, — но она лжет, — щепотка, щепотка. — Ей известно, кто это сделал, — щепотка, — она была готова к этому, — щепотка, — она симулирует и лжет, прикрывая преступника, — щепотка, — а мы должны заставить ее признаться. — Тут он зажег спичку и принялся раскуривать трубку, яростно попыхивая.

— Если вы можете помыслить, — с горячностью начал Паркер, — что эта женщина, — он указал на фотографии, — могла приложить руку к убийству Каткарта, мне наплевать, какие у вас есть улики, вы… к черту, Уимзи, она ведь ваша родная сестра.

— А Джералд — мой брат, — спокойно ответил Уимзи. — Надеюсь, вы не считаете, что все это мне страшно нравится? Думаю, мы будем понимать друг друга гораздо лучше, если будем сдерживать свои эмоции.

— Прошу прощения, — произнес Паркер. — Даже не могу понять, с чего это я вдруг. Простите, старина.

— Лучшее, что мы можем сделать, — это взглянуть фактам в лицо, какими бы отвратительными они ни были, — сказал Уимзи. — Я готов согласиться, что некоторые из них — страшнее смертного греха. Мама приехала в Ридлсдейл в пятницу. Она сразу поднялась наверх и занялась Мэри, пока я болтался в коридоре и дразнил кота, являя собой полную никчемность. Ну, вы можете себе представить. Потом явился доктор Торп. Я пошел и сел на сундук на площадке. Потом зазвонил колокольчик, и по лестнице поднялась Элен. Потом Торп и мама вышли из комнаты Мэри, о чем-то энергично разговаривая, после чего, стуча каблуками, мама решительно направилась к ванной — серьги у нее чуть ли не плясали от раздражения. Я юркнул за ними к дверям ванной комнаты, но ничего не смог разглядеть, так как они стояли в дверях, я только услышал, как мама сказала: «Ну, что я вам говорила », а Элен ответила: «Господи, кто бы мог подумать?», а мама продолжила: «Единственное, что я могу сказать, если бы я полагалась на вас, мои дорогие, когда мне грозило бы отравление мышьяком или — как она называется? — что-то похожее на сурепку[28] — помните этого симпатичного молодого человека с дурацкой бородой, который отравил свою жену и тещу? — я давно бы уже лежала вскрытая на столе у доктора Спилсбери. Какая у него ужасная, неэстетичная работа, бедняжка, и несчастных кроликов мне тоже очень жалко».

Уимзи перевел дыхание, а Паркер, несмотря на всю свою тревогу, рассмеялся.

— Не поручусь за точность слов, — продолжил Уимзи, — но что-то в этом роде — вы же знаете матушкин стиль. Старина Торп пытался сохранить достоинство, но мама налетела на него как курица: «В мое время это называлось истерикой и капризами. И мы не позволяли девицам обводить нас вокруг пальца. А вы называете это неврозом, подавленными желаниями или рефлексами и нянчитесь с ними. Так эта глупая девчонка и вправду заболеет. Мне просто смешно смотреть на вас, вы беспомощны, как младенцы, да что там младенцы — в трущобах масса детей, на которых лежит забота о целых семьях и у которых в головах куда как больше, чем у вас у всех, вместе взятых. Я очень сердита на Мэри за то, что она проявила себя с такой дурной стороны, и нечего ее жалеть». И знаете, — добавил Уимзи, — мне кажется, в любом материнском взгляде есть большой смысл.

— Согласен с вами, — ответил Паркер.