Под гнетом окружающего

— Да Богъ съ нею, съ такою опытностью! — восклицала Лиза. — Что я изъ нея сдѣлаю?

— Ничего!.. Но и изъ своей настойчивости вы ничего не сдѣлаете, развѣ только себя поскорѣе загубите… Впрочемъ, и то благо въ этомъ мірѣ…

Лиза бойко смѣялась. Управительскія барышни дѣлали презрительныя гримаски и по своей невинности и неопытности ждали, что вотъ-вотъ душка Задонскій перестанетъ говорить съ дурой Лизой. Но Задонскаго раздражала поддразнивала упорная настойчивость деревенской барышни, и онъ настойчиво шелъ къ своей цѣли, торжествуя, если по этому вѣчно веселому лицу пробѣгали минутныя облака грустнаго раздумья.

— Вы счастливы, — повторялъ онъ однажды во время отсутствія управительскихъ барышень свою обычную пѣсню:- вы полны вѣры въ людей, вы надѣетесь на будущее. Жизнь для васъ — рядъ новыхъ блестящихъ представленій.

— А для васъ будто бы въ ней нѣтъ ничего новаго, ничего привлекающаго? — спросила она.

— Ничего… я слишкомъ рано началъ жить и понялъ жизнь.

Михаилъ Александровичъ задумался и замолчалъ.

— Я впередъ знаю, встрѣчаясь съ человѣкомъ, что онъ или гадокъ, или сдѣлается гадкимъ вслѣдствіе нужды или вслѣдствіе богатства, вслѣдствіе излишняго самолюбія, или вслѣдствіе недостатка самолюбія, вслѣдствіе всегда плохо направленнаго образованія, или вслѣдствіе полнѣйшаго повѣжества… Я знаю впередъ, что самый честный человѣкъ потому честенъ, что ему еще ни разу не пришлось поставить свою честность на большую карту, — предлагали взятку въ рубль, ну, а онъ дороже цѣнитъ свою честность; предложить ему двѣсти, триста тысячъ — можетъ-быть, и продастся… И вѣдь дойдетъ до такой подлости, что станетъ увѣрять даже себя, что онъ и взятку эту взялъ ради великихъ цѣлей, ради какого-нибудь святого дѣла… Самые ярые либералы при малѣйшемъ противномъ вѣтрѣ всегда пѣли гимны своимъ недавнимъ врагамъ, а когда вѣтеръ перемѣнялся, они оправдали свою подлость желаніемъ продолжить служеніе святому дѣлу. «Мы сдѣлали уступку, — говорили они:- чтобы спасти свою жизнь и продолжать свой трудъ»… Ложъ! Уступили потому, что честности не хватило, и подлый страхъ потерять земныя блага закрался въ ихъ душонки!.. А что это за святыя дѣла! Вотъ образованіе народа — чего прекраснѣе? А взгляните, сдѣлается мужикъ грамотнымъ и сдѣлается или плутомъ, или погибнетъ самъ отъ пьянства съ горя…

— Да что съ вами сегодня? — невесело улыбнулась Лизавета Николаевна. — Образованіе должно дѣлать плутовъ или пьяницъ!

— Не должно, но дѣлаетъ, — это неотразимый фактъ. Взгляните у насъ въ Привольѣ, да и гдѣ угодно: что грамотный, то плутъ. Они всѣ хоть и считаются зажиточными, остаются въ сущности бѣдняками, и потому считаютъ, должны считать позволительнымъ каждое средство для пріобрѣтены денегъ. Грамотность даетъ имъ одно изъ средствъ обманывать неграмотныхъ простяковъ, ну, они и обманываютъ. Это изворотливыя натуры. Но есть и въ народѣ идеалисты, непрактическіе люди, самородки честности, эти не воспользуются грамотой и образованіемъ, какъ средствомъ для плутовства и мошенничества. Но образованіе приподнимаетъ передъ ними такъ или иначе хоть кончикъ завѣсы, за которою таится иная, лучшая жизнь, и они дѣлаются еще болѣе несчастными, еще болѣе недовольными своею жизнью. Но выйти изъ нея у нихъ нѣтъ ни силъ, ни средствъ, и вотъ они пьянствуютъ съ горя…

Лизавета Николаевна чуяла во всемъ этомъ какую-то ложь, но у нея не было средствъ обличить Михаила Александровича въ подтасовкѣ картъ.

— Но все же образованіе, какое бы зло оно ни приносило, можетъ уничтожить, въ концѣ концовъ, нищету, — замѣтила она.

— Не думаю. Въ Пруссіи почти весь народъ грамотный, а нищета все та же и даже еще хуже. Фабричные во Франціи тоже большею частію грамотны, — но это самые бѣдные изъ бѣдныхъ людей.

— Не знаю, правда ли все это, что вы говорите, — замѣтила Лизавета Николаевна, которой становилась тяжела эта неспособность къ серьезному спору. — Можетъ-быть, если бы я больше знала, я сумѣла бы возразить вамъ. Но, во всякомъ случаѣ, мнѣ кажется, если вы и правду говорите, то это только правда относительно настоящаго времени…

— То-есть какъ это? Я васъ не совсѣмъ понимаю.

— Да такъ, что теперь худо людямъ, покуда они не всѣ образованы, но когда будутъ всѣ образованы, то никто не будетъ имѣть больше средствъ, чѣмъ другіе, для надуванья другъ друга. Что теперь и грамотнымъ фабричнымъ худо живется, это правда, но они добьются чего-нибудь и устроятъ свою жизнь какъ-нибудь иначе.