Под фонарем

Настало завтра. Нельзя забыть это воскресенье. Стоял уже октябрь, даже конец октября, но день выдался солнечный и тихий, какой-то призрачный. В почти теплом, почти летнем солнечном свете деревья стояли совсем почти голые, только с отдельными сверкающими желтыми и красными листьями. Во всем городе было светло, ясно и удивительно тихо. Тихим и удивительным был и сад при больнице. В нем было совсем пусто, и деревья скромно замерли, подняв к солнцу тонкие черные сучья. В дальнем углу сада по кресту на фронтоне Татьяна Васильевна нашла небольшое здание вроде часовни мертвецкую. Она вошла в маленький залец, где на двух возвышениях чинно и как-то мирно лежали два покойника: один в гробу, другой Просто так. Кто-нибудь здесь есть? Нет. На голос отозвались только своды. Солнечный свет мягко падал на двух покойников - в гробу и просто так. Она вышла в сад - поискать кого-нибудь. В другом углу сада собирала в мешок желтые листья старая женщина в сером ватнике, валенках и сером платке. Татьяна Васильевна подошла; женщина с любопытством подняла глаза и поправила сбившийся платок тыльной стороной руки. Рука была в земле. В саду пахло землей и опавшими листьями. Вместо того чтобы справиться о своем деле, Татьяна Васильевна почему-то спросила, глядя на листья:

- Зачем вы их собираете?

- А топить, - сказала старая женщина, улыбнулась и сразу стала молодой - от силы лет тридцати.

Обе постояли и поулыбались друг другу.

- Простите, - сказала Татьяна Васильевна, с трудом подбирая слова, - не знаете ли вы, где здесь администрация, то есть кто-нибудь, знаете, кто распоряжался бы мертвецкой?

- Мертвецкой? - Женщина весело смотрела на нее. Она совершенно ничего не поняла.

- Знаете, - сказала Татьяна Васильевна, - у меня вот какое дело: тетка умерла в больнице, и я ее сегодня хочу хоронить, так вот, у кого я могу получить на это разрешение, что ли...

На этот раз, видно, женщина поняла. Веселое недоумение на ее лице вспыхнуло еще ярче.

- Да я что, - заговорила она, - да у меня они все. Мои. Берите, берите свою покойницу.

- Я бы хотела знать, какие требуются формальности, бумаги, что я должна вам предъявить, какую, например, справку?

- Справку? - поняла женщина и захохотала. Она со вкусом смеялась и вытирала слезы тыльной стороной руки. - А на кой мне справка? Бери, увози хоть всех. Тоже товар нашла. Ох, уморила.

Посмеявшись, она повела Татьяну Васильевну в морг - по-здешнему, в "катаерную". Идя за ней, Татьяна Васильевна соображала: откуда такое странное слово? Возможно, от французского "cadavre" - "Труп"... "Кадаверная"... По дороге женщина успела сообщить о себе все: четверо детей, муж воюет, трудно, ну да ничего, на детей бирки дают, здесь, в катаерной, работа не пыльная, платят только мало, да спасибо, родственники благодарят - покойничков родственники, значит, - кого помыть, кого одеть, смотришь, и живы. Татьяна Васильевна молчала и прислушивалась к ноющему, обморочному чувству внутри себя. Сейчас она войдет в морг, чтобы опознать среди мертвецов тетю Мари.

В подвале на некрашеных деревянных столах лежали три трупа: два мужских и один женский. Татьяна Васильевна почему-то не ожидала, что они будут лежать здесь совсем голые. Не то чтобы она думала найти их одетыми просто не ждала, что они голые. А они были голые и лежали на спинах, а женский - старушечий - труп и была тетя Мари. Она была острижена под машинку и мало похожа на себя. Татьяна Васильевна молча указала ее сторожихе. На одну секунду ей стало дурно, стены поплыли и перекосились, но она справилась с собой и вышла. В маленьком зальце с двумя покойниками - какие они были красивые, одетые и тихие - она передала сторожихе сумку с одеждой и буханку хлеба - за то, чтобы одеть тетю Мари и положить в гроб. Сторожиха была рада. Она весело уверяла, что все будет сделано в аккурате, что она вчера уж так хорошо прибрала и одела покойницу - как куколку. Татьяна Васильевна тоже была рада. Чтобы не видеть больше голую тетю Мари, она согласна была бы не есть хлеба целый месяц. Но все-таки ей было стыдно - отдала хлеб, испугалась. И не свой хлеб - молоко мальчикам: Она поехала домой, изнемогая от угрызений совести, но все же с облегчением. До похорон оставалось еще три часа. Она решила пойти в садоводство, попытаться достать там хоть немного цветов.

Дома она предложила Кате: "Хочешь пойти со мной в садоводство, купить цветов для тети Мари?" И маленькая Катя, словно тоже изнемогая от совести, вложила в руку матери тоненькие холодные пальцы.