Под флагом России

Приближалась полночь. Буря не стихала, но как будто ожесточенная удивительным упорством слабых людей, ревела, словно сказочное чудовище, обдавая своим ледяным дыханием бедствующее судно, трепетавшее среди водяных громад, как в предсмертной, мучительной агонии. Люди с отчаянным мужеством продолжали оспаривать свою жизнь у рассвирепевшей стихии, но их силы падали с каждой минутой. Они начинали окончательно изнемогать от непрестанной, бесконечной борьбы и сизифовой работы. Море, в союзе с морозом, спешило нагромоздить всюду новые глыбы льду, взамен только что сброшенных людьми. Шхуна, несмотря на все усилия, продолжала обмерзать с ужасающей быстротой, особенно с внешней стороны, недоступной для людей в такую жестокую непогоду. Она заметно тяжелела и уже не всходила на вершины валов с прежней легкостью; чаще принимала на палубу их пенистые вершины, мгновенно превращавшиеся в целые глыбы льда. Изнеможенные страдальцы начинали сознавать в своих сердцах, что жизнь их в руках Всевышнего. Если Тот, Кому повинуются ветры и волны, не прострет над ними Своей всемогущей Десницы, то никакие человеческие усилия не будут в состоянии отвратить ужасную смерть...

Командир, лучше других понимая безнадежность положения, не переставал ободрять словами более робких и воодушевлять их для дальнейшей борьбы. Более сильные духом и телом продолжали еще повиноваться, но слабые без ропота склонились под неотразимыми ударами злосчастной судьбы и с тихой молитвой на устах начали готовиться к смерти на обледенелой палубе обледенелого судна. Страдания, претерпеваемые несчастными, были невыразимы. Обыкновенно при замерзании тело человека постепенно цепенеет, и умирающий бессознательно засыпает, переходя в вечность. Не то испытывали страдальцы. Хотя их оледенелые члены уже утратили способность чувствовать, моральная агония все еще продолжалась до последней предсмертной минуты.

С течением времени неотразимое изнеможение охватило остальных. Живые ищут защиты у мертвых, прикрываясь трупами от ветра и волн. Никто не слушал уже ослабевшего голоса командира, изнемогшего также под непосильным бременем физических и душевных страданий.

В беспорядочной куче, на обледенелой палубе, сплотились живые, умирающие в страшной агонии, и трупы уже погибших от мороза. Раздирающие душу стоны страдальцев смешивались с сатанинским ревом бури и вселяли ужас в бесстрашное сердце командира, который еще так недавно хладнокровно глядел в глаза смерти. Он начинал завидовать участи тех, которые успели обратиться в безжизненные трупы и не чувствовали более сверхъестественных мучений. Но желанная смерть — спасительница от нечеловеческих страданий — приближалась слишком медленными шагами и глумясь над людьми, осмелившимися вступить в неравный бой с грозной стихией. Тем не менее командир ждал беспощадную, жестокую смерть с христианским чувством покорности злосчастной судьбе, ждал, вперив воспаленный взор приблизительно в ту же точку темного горизонта, откуда должно вскоре подняться дневное светило. Рассвет, по-видимому, близок, и Алексею Павловичу хотелось взглянуть в последний раз на восходящее солнце и сказать «прощай» этому чудному миру, так много обещавшему и так мало давшему. Вот как будто начало светать; на востоке появилась узкая кроваво-красная кайма. Да, солнце приближается к горизонту. Наконец-то! Вдруг мелькнул во мраке луч бледного света. Неужели это уже солнечный луч!? Нет, не может быть!.. Бледный свет мелькнул совсем в стороне от кровавой каймы утренней зари. Вот прорезал тьму другой луч — красный и через минуту к нему присоединился яркий зеленый огонек Что это такое!? Не предсмертная ли галлюцинация?.. О, Боже! Это, кажется, паровое судно. Три огня, белый, красный и зеленый, которые обыкновенно носят ночью паровые суда, видны уже вполне отчетливо. Ближе и ближе.

Между тем ветер воет и ревет, пригибая к воде обледенелую шхуну, с трудом вздымавшуюся на водяные громады. Вихрь налетали за вихрем, один яростнее другого. Раздался сильный треск: могучий порыв вырвал всю середину грота (задний парус шхуны) и унес ее клочья в полумрак наступающего утра. Изнеможенный командир на мгновенье встрепенулся и отдал какое-то приказание; но слабый его голос совершенно затерялся среди оглушительного рева озверелой стихии. Да некому слушать. Командир, исполнив свой последний долг, смолк в свою очередь. Силы окончательно покинули его: он не мог даже взглянуть на неизвестное паровое судно, явственно вырисовавшееся на фоне посветлевшего неба. Ветер между тем поставил шхуну, лишенную паруса, поперек волнения. Водяные громады, обрадовавшись одержанной победе, понеслись с торжествующим стоном через шхуну, смывая своим могучим, стихийным напором мертвых и полуживых страдальцев. В морозном воздухе раздался ужасный вопль погибавших, и все затем смолкло. Лишь слышались вой бури да неумолчный хляст волн об обмерзшие борта беспомощной шхуны.

* * *