Под флагом России

В заливе Терпения, у неприветливого, пустынного сахалинского берега, тихо колышется на якоре небольшая двухмачтовая шхуна, очень схожая по конструкции со всеми хищническими американскими судами, плавающими в Охотском море. Тем не менее, несмотря даже на отсутствие флага, опытный морской глаз легко мог бы отгадать, что шхуна не принадлежит к числу хищнических. Отлично выкрашенная, чистенькая, с туго обтянутыми снастями и чисто закрепленными парусами, она глядела в высшей степени щеголевато, как только свойственно военным судам, где бы они ни плавали. Принадлежность шхуны к военному флоту также выяснялась двумя небольшими, скорострельными пушками, высматривавшими из-за низких бортов весьма внушительно и грозно. На корме суденышка красовалась скромная надпись «Крейсерок», тщательно выведенная золотом на том самом месте, на котором еще недавно бросались в глаза аляповато намалеванные масляной краской буквы названия судна, некогда игравшего видную роль среди промысловых хищнических американских шхун северной половины Тихого океана. Отчаянному хищничеству этого судна положил предел русский военный клипер «Крейсер»: захваченное последним на месте преступления, оно было конфисковано и зачислено в список судов Сибирской флотилии с тем, чтобы нести вперед тяжелую крейсерскую службу в негостеприимных водах Охотского моря. Превращение американской промысловой шхуны в русский крейсер произошло без особенных затруднений и хлопот; переменили надпись на корме, подняли военный флаг, поставили две пушчонки, да назначили двадцать человек лихих матросов под командой двух бравых лейтенантов и одного, не менее бравого, мичмана. Таким образом, по воле начальства, маленькое конфискованное суденышко сделалось вдруг грозой иноземных хищников, начинавших привыкать к бесконтрольному хозяйничанью в наших водах. Появление «Крейсерка» на страже у пресловутого Тюленьего острова произвело среди американских промышленников глубокое впечатление и своего рода сенсацию. Они воочию убедились, что их отчаянному хищничеству положен известный предел, при котором исчезли былые надежды на бесшабашную наживу. Постоянно шныряя, словно голодные волки, вблизи котикового лежбища, хищники увидели, что с появлением «Крейсерка» в Охотском море добыча дорогих котиков неожиданно обставилась почти непреодолимыми затруднениями. Им удавалось заняться выгодным промыслом только изредка, или ранней весной, когда «Крейсерок» не успевал еще прийти из отдаленного Владивостока, или поздней осенью, когда шхуне предстояла неотложная необходимость возвратиться в тот же Владивосток на зимовку. Но в последний, 1888 год, и эта надежда на возможный промысел оказалась отчасти призрачной. «Крейсерок» пришел к Тюленьему острову, вследствие теплой весны, раньше обыкновенного, а осенью — остался чуть ли не до заморозков, несмотря на страшно тяжелое, опасное осеннее плавание в Охотском море. Сторожевая шхуна простаивала у Тюленьего острова почти неотлучно и только изредка уходила, на короткое время, в залив Терпения, для пополнения необходимых запасов топлива и пресной воды... В одну из этих отлучек мы и застали шхуну стоящей на якоре, невдалеке от мрачного сахалинского берега...

Несмотря на раннее утро, на «Крейсерке» кипела энергичная деятельность; у борта стояли две шлюпки: одна — загруженная дровами, другая — налитая пресной водой. Около полутора десятка матросов перегружали дрова в трюм и накачивали брандспойтами пресную воду в небольшие цистерны. Работа кипела и спорилась без поощрительных понуканий и возгласов начальствующих лиц. Каждый матрос отлично знал, что надо кончить работу как можно скорее и вовремя возвратиться к Тюленьему острову, где наверное уже хозяйничают хищники-промышленники. С палубы шхуны спустимся по крутому, узкому трапу в небольшую, чрезвычайно тесную кают-компанию. Вокруг стола, едва втиснутого между двумя рундуками, сидели трое: командир шхуны, небольшого роста, несколько сутуловатый, с бледным, худощавым лицом лейтенант, его помощник — моряк атлетического телосложения и бравого вида, и наконец совсем еще юный мичман — длинный, худощавый, с задумчивым выражением некрасивого, но симпатичного, лица. В каюте душно и сыро, точно в погребе. Небольшой лючок хотя и полуоткрыт, но мало освежал донельзя спертую, заплесневелую атмосферу тесного офицерского помещения, сильно напоминающего собачью конуру, в которой приходилось ютиться трем начальствующим лицам днем и ночью, в течение многих месяцев тяжелого плавания по Охотскому морю.