Первая ночь нашего пребывания на острове Беринга прошла вполне спокойно. Утром ярко засветило солнце, и море, видимо, успокоилось. Съехать на берег уже было безопасно, и потому командир разрешил иметь сообщение с берегом, тем более что необходимо было отправить судовую комиссию для осмотра разбитой шхуны и составления соответствующего акта. Минут через 10 мы на своей четверке[88], подхваченные буруном, катившимся с шумом у самого берега, осторожно пристали к шхуне.
На берегу нас ожидала толпа алеутов, праздно глазевших на прибывшее военное судно. Небольшие, с черными глазами, смуглые, черноволосые алеуты напоминали собой не то цыган, не то японцев. Одеты они были в обыкновенные русские пиджаки и картузы и своим видом, в общем, не представляли ничего странного и дикого. Женщины в ситцевых платьях не без лукавства посматривали на наших здоровяков-матросов, но среди них красивых не было почти ни одной. Вообще вся толпа алеутов говорила о слабости и вырождении, к которым быстро влекут их различные болезни вместе с пагубной страстью к вину.
Все алеуты неразвиты, беспомощны, ленивы и легкомысленны, как дикари. Нравы среди них не отличаются чистотой, и за бутылку водки алеут готов на все. Заработки идут здесь на минутные удовлетворения страстей, и зажиточных среди населения совсем нет. Все они в долгу у котиковой компании, которая снабжает их как припасами, так и всякой ненужной дрянью в виде духов, туалетного мыла, одеколона, пудры и др. Над ними нужна опека, как над детьми, но, к сожалению, ее нет, и о нуждах бедных алеутов мало заботятся.
И Беринг, и Медный представляли невероятно унылый, ужасный вид. Это были буквально «Чертовы острова», и все служащие смотрели на них, как на каторгу. Присланный незадолго перед нами чиновник, из классных фельдшеров, от скуки и бездельной жизни допился до белой горячки и кончил свою здешнюю службу сумасшествием. Остальные были тоже не без странностей: видимо, жизнь без всяких развлечений и удобств, с одними лишь помыслами о насущном куске хлеба наложила на них сильные, заметные следы.
На острове Беринге кроме начальника Командорских островов живет еще помощник, доктор, дьякон, акушерка и представитель Котиковой компании.
Эта Котиковая компания здесь всесильна, и самые Командорские острова существуют чуть ли не исключительно для нее. На островах находятся лежбища котиков, которые сданы в аренду компании, и она здесь занимается их убоем. Благодаря этому никаких других промыслов не может существовать, и все приносится в жертву этой всесильной компании. На острове Медном, например, находятся богатейшие залежи меди и другие минеральные богатства, но все они из-за Котиковой компании лежат скрытые в земле и не разрабатываются. Ведь эта компания кормит как начальство, так и алеутов! Первые существуют из-за нее, вторых она снабжает хлебом и платит им деньги. Котиков убивают алеуты, и за каждого убитого котика получают 1 1/2 руб. золотом; казне компания платит за шкуру 7 рублей золотом, а сама получает за нее свыше пятидесяти!
Число ежегодно убиваемых котиков теперь не превышает десяти тысяч, но раньше убой был гораздо значительнее и доходил тысяч до сорока; хищничество и отсутствие рациональных забот сделали то, что богатый промысел в несколько лет невероятно уменьшился. В настоящее время размеры убоя определяет начальник Командорских островов, который обязан смотреть за тем, чтобы убивали лишь молодых секачей-самцов и не трогали самок и старых секачей.
Самый убой производится палками, которыми алеуты наносят котику удары по голове, представляющей у него самую нежную часть тела. Общий вид командорского котика, подобно котику на Тюленьем острове, довольно странен и непригляден: то же длинное, неуклюжее туловище, маленькая головка с торчащими усами, черные без выражения, точно пуговицы, небольшие глазки, серая довольно редкая щетина, прикрывающая черный подшерсток, дающий известный в употреблении котиковый мех, короткий хвост и небольшие плавники, которыми он искусно управляется как в воде, так и на суше — вот общий облик этого совершенно безобидного в мире животного. Зубы котика довольно велики и остры, но сам котик добродушен и скорее страшен его рев, чем он сам. Наши матросы вначале боялись их, но потом, увидев их безобидность, дразнили котиков и пытались даже ловить их чуть ли не руками. Котики рычали на них, до смешного яростно наливали глаза кровью, бежали за ними, но наши матросы шутливо увертывались от них и даже успевали дернуть их за хвост или за усы.