— Недавно к вам поступило тело молодого мальчика и мне очень нужно осмотреть его, — я тискала пуговки на его халате.
— Если ты родственница, то можешь ознакомиться с заключением у судмедэксперта. Я провожу, — выскользнул он из моих рук.
Я отошла к двери и развернулась к нему.
— Мне необходимо осмотреть тело, — повторила я уже без всякого заигрывания и флирта. Этот человек казался мне идеальным охранником — непрошибаемый глупец. Моя рука скользнула за пояс и выхватила пистолет. Теперь он был направлен прямиком в его шею.
Парень нервно сглотнул. Медленно поднял руки вверх.
— Так кто тебя интересует? — слегка дергано спросил он.
— Парень лет двадцати, доставлен недавно. У него ещё очень много татуировок, — более менее детально описала я.
— Есть такой, пошли, — он медленно повернулся к двери, обошёл стол и правой рукой начал тянуться к карману.
— Побыстрее давай, а то точно пристрелю, — рассердилась я. — Веди себя так, словно у меня в руках нет пистолета и живи в обычном режиме.
По его спине я видела как тяжело ему было принять такое решение, но вскоре парень привык к новому положению дел и старался вести себя как обычно.
Мы прошли ещё немного вниз и наконец меня вывели в зал, где на каталках было несколько трупов. Он молча показал на дальнюю каталку укрытую тканью и встал оперевшись на белый шкаф для инструментов.
Пистолет я уже давно опустила — знала, что этот глупый охранник никуда не денется и ничего не сделает. Ему явно не хотелось оказаться на этом же столе.
Я не хотела верить, что в этом прохладном и жутковатом помещении лежит труп моего друга. Я подошла к столику и откинула голубую ткань.
— А-а-а! — ноги подкосились. Осознала я себя только на полу в слезах. Ко мне подбежал тот самый паренёк и попытался помочь встать. Хоть я и не выпускала пистолет из рук, но подбежал нисколько не боясь.
— Ты в порядке? — участливо спросил он.
— Да, — я размазывала по лицу слезы и сопли.
— Это кто-то важный для тебя?
Я наконец смогла взять себя в руки и встать.
— Ещё такие травмы есть? — спросила я, не смея взглянуть на тело.
— Нет, только черепно-мозговая травма.
Эта информация немного успокоила меня и я смогла повернуться лицом к лицу. Половина головы была была просто всмятку — это явно был удар тупым предметом, а не выстрел, и упасть так по случайности, скорее всего, невозможно. Сомнений у меня не осталось — мою правую руку убили.
Я начала истерически смеяться и снова терять равновесие. По лицу снова катились слёзы.
— Ты всё посмотрела? По-моему, нам уже лучше уйти, — беспокоился парень.
Вдруг меня осенила одна мысль и я откинула ткань с правой стороны тела.
— Где вещи покойного? У него на правой руке было кольцо.
— Скорее всего, у следователя или судмедэксперта, потому что к нам тела попадают полностью голые.
— У него точно больше не было травм?
— Только эта несовместима с жизнью.
— Значит были и другие? — зацепилась я. Оказалось, что осматривать тело друга на предмет наличия повреждений было для меня слишком сложным.
— Небольшие гематомы в области плеч. Тебе действительно лучше прочесть в заключении. Пошли! — он достаточно властно взял мою свободную руку в свою, другой накрыл тело и потащил меня на выход. Сопротивляться не было сил. Но я оглянулась и со слезами на глазах смотрела на эту последнюю каталку, пока она не скрылась из вида.
— Гематомы были свежие? — тягостное молчание вгоняло меня в слезы и мне хотелось обсуждать что угодно, лишь бы не слышать тишину, иногда прерываемую треском ламп.
— Да, но они небольшие, как будто ему сжимали плечо. И подробности тебе действительно лучше узнать из заключения.
Я наконец убрала пистолет обратно за пояс и села прямо на бетонный пол. Тишина вновь начала сгущаться.
— А ты давно тут работаешь?
— Я — практикант и тут я всего месяц, только меня никто не предупреждал, что тут могут угрожать пистолетами, — он же совсем не боялся меня и спокойно шутил. Эта шутка даже заставила меня засмеяться.
— Но мне очень нужно было осмотреть самой тело. Кто ж знал, что это так трудно! — искренне поделилась я.
— Да, мне тоже было трудно и начинал я с незнакомых людей. Мне помогает знание, что это уже пустые оболочки, а их души или сознание, где-то в лучшем мире. Наверно, уже после десяти, а то и пяти, трупов эмпатия начинает теряться. Я уверен, именно из-за этого врачи такие чёрствые и не сочувствующие, — размышлял он вслух.
— Возможно, их профессия всё-таки обязывает. Ведь они должны лечить, а не стенать и рыдать над каждой царапиной.
— Так я могу тебе чем-то помочь?
Я впервые осознанно посмотрела на этого практиканта. Он был молод, скорее всего, такого же возраста, как и я, и теперь он совершенно не казался мне глупым. Почти никто не предлагает мне помощь. Каждому, как и мне, видится, что я справлюсь сама.
— Нет, не думаю. Справлюсь, спасибо, — я встала с пола и вымученно улыбнулась.
— Удачи, — он уже уткнулся в телефон и продолжал есть свой бутерброд.