Под чужим знаменем. Курсант из Дабендорфа

— Господа! Имейте терпение выслушать того, кто есть сейчас единственная ваша надежда на спасение. Большевики бросили вас на произвол судьбы! Они отдали вас на растерзание врагу и не думают о ваших нуждах! Они уже объявили вас изменниками родины, и ваши семьи изопьют чашу вашей измены до дна! Сами знаете, что ждет тех, чьи сыновья и отцы сдались в плен.

— А чего не знать-то? — горестно спросил кто-то. — Приказ есть на то самого Сталина!

— Вот именно! — горячо продолжил поручик. — Но у вас есть шанс выжить и шанс отомстить большевикам за попранное Отечество! Я не стану много говорить. Нет. Сейчас все, кто пойдет со мной — станут солдатами армии, что вместе с силами вермахта воюет с большевиками.

— А чего у немцев солдат не стало? — спросил кто-то.

— Недочеловеков стали в армию звать.

— Господа, — улыбнулся Артюхин. — Я понимаю, что многие из вас считают мое предложение изменой Родине.

— Измена и есть. Чего говорить?

— Но жить охота.

— А в лагере — смерть.

— Верное замечание, господа. Я зову вас в ряды РОА. Я честно вам скажу, что обратной дороги у вас не будет. Тот, кто пойдет за мной прощения у большевиков не получит. Это путь в одну сторону. Итак, кто со мной?

Андрей сразу поднял руку и вышел вперед. Это было то, ради чего его сюда направил Нольман. Да и жить просто хотелось. А этот офицер принес ему жизнь.

За ним вышло еще сорок пять бойцов. Они пытались сами себя оправдать словами ненависти к Сталину и большевикам. Но говорили это не от того, что ненавидели. Им сейчас был нужен тот, кто во всем виноват. И особенно усердствовал бывший замполит лейтенант Любушкин, от которого Андрей совсем недавно слышал иные слова.

Но и у Любушкина не было выбора. Его как коммуниста и политработника давно приговорили к смерти, но эсесовцам доставляло удовольствие мучить его. И Любушкин просыпаясь утром, не знал точно доживет ли до вечера. Потому он использовал шанс…

***

Дабендорф.

Школа РОА.

Апрель, 1944 год.

Андрей открыл глаза и увидел над собой выкрашенный белой краской потолок казармы. Он был так не похож на грязно-серый потолок в бараке для военнопленных.

«Какой чистый, — подумал он. — Вчера я не обратил на него внимания. А сейчас это первое что я увидел. Первое в новом мире…»

— Не спится? — прервал его размышления насмешливый голос рядом.

Андрей резко повернул голову. У самого окна лежал молодой человек с каштановыми волосами. Он смотрел на новичка и ухмылялся.

— Чего тебе? — грубо спросил Андрей.

— Ничего, — спокойно ответил тот и отвернулся. Он также уставился в потолок. — Нас здесь пока двое.

— Двое, — машинально повторил Андрей. Говорить с парнем ему не хотелось.

— А, может, вдвоем так и будем. До тех пор, пока не переведут нас в общую казарму. Тебя когда привезли? Ночью? Я тебя не видел вчера.

Андрей не ответил. Но парень сам ответил за него:

— Ночью значит. Прошел фильтрацию и сюда угодил. Отдельно от остальных.

Андрей подумал про себя:

«Его, как и меня, заперли в отдельное помещение. Набивается на разговор».

Но парень не собирался оставлять его в покое.

— Переживаешь? — снова спросил он.

— Чего? — не понял Андрей.

— Я также здесь вчера проснулся. Первое утро в новом месте. И также вот в потолок смотрел. Словно заново на свет народился. А поговорить не с кем.

Андрей понял, что и этот парень, как и он сам, прибыл из лагеря для военнопленных. Значит «вынужденный» доброволец.

— Ты здесь со вчерашнего дня?

— Да. Утром привезли. Пожрать дали и отлеживаюсь в хорошей кровати. Хоть выспался после лагеря.

— А меня вчера поздно вечером сюда доставили. Ты спал уже.

— Тяжело, — сказал парень.

Андрей подозрением посмотрел на соседа. Тот больше не ухмылялся…

***

Андрея Рогожина выделили из общего состава солдат, которые изъявили желание служить в рядах Русской Освободительной Армии.

Офицер, который заполнял анкетный лист, спросил:

— Производите впечатление образованного человека. Говорите по-немецки?

— Ja ich spreche deutsch.

— Das ist großartig! Откуда знаете язык?

— Я в прошлом студент пятого курса МГУ.

— О! Вот как? Учились в Москве. Факультет?

— Исторический, — честно признался Андрей.

— Исторический?

Офицеру это не понравилось. Человек изучал историю с коммунистической точки зрения. Годится ли такой для отдела восточной пропаганды? Однако у него был приказ отобрать несколько образованных людей для Дабендорфа. А этот немецким языком владеет хорошо.

— Значит вы историк?

— Готовился им стать. Я не закончил университет.

— Историк! Я знаю, что это такое. Там вам прививали коммунистическую идеологию. Но откуда у вас знания немецкого языка?

— Мой отец и моя мать хорошо говорят по-немецки.

— А кто ваши отец и мать? — спросил офицер.

— Отец профессор, а мать переводчик.

— Профессор?

— Да. А мать работала переводчиком при отделении Коминтерна.

— Вот как, — проговорил офицер. — Эти сведения из биографии Рогожина ему еще больше не понравились. Но образованные люди требовались как воздух. А в нынешнем наборе до Рогожина не было ни одного стоящего. Они могли стать только солдатами. Простые деревенские парни. Кого отправить в школу РОА в Дабендорф?