Под чужим небом

— Милый, я так соскучилась, — проговорила Ангелина прерывистым голосом. Они обнялись. — Мама уехала в Ораниенбаум погостить у старой приятельницы. Целых три дня мы будем вдвоем с тобою...

О многом они успели переговорить за эти дни, но не было сказано главное: об его отъезде. В конце-концов он все же решился:

— Слушай, Лина, я должен сказать тебе очень важное, — он замолчал, подбирая слова.

— Говори, Ермак. Я ничего не боюсь, кроме нашей разлуки.

— Именно о разлуке я и хочу сообщить.

— Как? — испуганно спросила Ангелина. Ее глаза потемнели, загорелись тревожным блеском.

— Меня посылают на Восточный фронт.

— Тебя? На фронт? Господи! Жить без тебя, одними твоими письмами.

— Наверное, и писем не смогу писать.

— Кто может запретить? Разве так бывает?

— К сожалению, бывает.

— И когда ты вернешься?

— Не знаю. Может быть, через год, если ничего не случится.

Сообщение Тарова ошеломило Ангелину и словно бы сломило какую-то пружину в ее душе. Она тихо плакала, отказалась регистрировать брак.

— Я не хочу связывать тебя. Вернешься — тогда...

— Нет, Лина, я должен всегда сознавать, что меня ждет законная жена. В этом будет смысл моей жизни...

Назавтра они тайком от матери зарегистрировались. Свадьбу скромно отметили в ресторане, в узком кругу друзей.

Вагжанов достал из бумажника фотокарточку и протянул Тарову. На карточке были сняты женщина с прямым пробором гладко зачесанных волос и две девочки с кудряшками и бантиками.

— Дочери. Валюша и Таня, — пояснил Александр Петрович.

II

Весь день дул порывистый ветер. Желто-серые облака пыли и песка кружились над безлюдными городскими улицами. К вечеру ветер утих, и город начал оживать. С колоколен собора, Спасской и Троицкой церквей плыл тягучий звон, сзывая к вечерне.

Перед тем, как пойти на встречу, Таров обычно прогуливался по тихим улочкам, чтобы собраться с мыслями. Кончается третий месяц, как уехал Вагжанов, а с ним никто не связывается... Настроение было подавленное. Ежедневно читал рапорты и донесения семеновских офицеров о зверствах и злодеяниях, но не мог их предотвратить. Сознание бессилия взвинчивало нервы, ему казалось, что на гласной чекистской работе он стал бы решительно сражаться с врагами революции, а здесь разве его роль достойна настоящего бойца?.. Побродив по городу часа два, Таров завернул на свою улицу и тут неожиданно встретился с тетей Варей.

— Здравствуйте, была у вас, узнала что скоро вернетесь. Решила погулять возле вашего дома, — сказала тихой скороговоркой тетя Варя. — Заходите завтра. Вас будет ждать Сергей Юльевич Широких-Полянский.

— Каков он из себя: молодой или пожилой? — спросил Таров нетерпеливо. Перед глазами вдруг возникло улыбающееся лицо Петровича с седыми рыжеватыми усами, и ему захотелось узнать, кто заменит Вагжанова.

— Из молодых да ранний, — сказала тетя Варя, улыбнувшись, и свернула в темный переулок.

Привычные, стершиеся слова... Но, встретившись с Широких-Полянским, он понял, что тетя Варя была права.

Перед ним стоял высокий, стройный юноша — может быть, года на три-четыре моложе Тарова, со светлыми вьющимися волосами и едва пробивающимися усами. На нем была кремовая сатиновая косоворотка, подпоясанная широким ремнем. Поражали его глаза: грустно-задумчивые, внимательные и зоркие.

— Что ж, будем знакомы, Ермак Таров, — сказал Сергей Юльевич молодым баском. — Александр Петрович влюблен в вас...

— Вы виделись с ним? — спросил Таров, продолжая изучающе рассматривать собеседника.

— Виделись... Вообще-то мы с ним давние знакомые: вместе работали в Читинском совете рабочих депутатов. Он был председателем ЧК, а я заведовал организационно-агитационным отделом исполкома. После белогвардейского переворота наши пути разошлись... Садитесь, пожалуйста. О нем вы, наверное, все знаете?

— Да, многое он рассказывал о себе...

— Ну вот. А я тогда по решению партийной организации ушел в Витимскую тайгу. Полгода скрывался в охотничьих заимках. В феврале вышел из леса. Опять арестовали. Тут уж мне был бы конец, если бы не случайность. Генерал Бакшеев написал на моем деле резолюцию: «Подлежит уничтожению». Дело уничтожили, а меня освободили... Видите, иногда и тупоумие бывает полезным! Приехал я в Читу, там и встретился с Петровичем. Он поручил выехать в Верхнеудинск... Александр Петрович высоко ценил ваши услуги...

— Вы меня обижаете, Сергей Юльевич. Какие же услуги? Это наше общее дело...

— Тоже верно. Не обижайтесь: суть не в словах.

— Петрович не собирался возвращаться сюда?

— Пока нет. Сибирский областной комитет РКП (б) командировал его на Дальний Восток... Будем работать с вами. Не возражаете?..

В последних числах июня Тарова вызвал Зубковский. Ермак Дионисович, зная солдафонскую натуру полковника, представился ему по полной форме. Зубковский поднял тяжелые веки и угрюмо посмотрел на Тарова.

— Звонили из Читы, — сообщил он, — тебя атаман требует. Чего это ты так приглянулся его превосходительству?

Ермак Дионисович предпочел отмолчаться.

— Попутно, — продолжал Зубковский, — отвезешь пакет. Туда идет бронепоезд «Мститель», тебя захватит. Я договорился.

— Слушаюсь, господин полковник!