Под чужим именем

– Через три дня я получил паспорт гражданина РСФСР и отныне был волен жить так, как мне хочется. Тихо и спокойно. За прошедшие после окончания института годы я уже забыл, что это такое – обычная человеческая жизнь… Денег у меня хватало, но все же первым делом стоило подумать о работе. А с работой в то время было очень сложно, даже в Москве… Впрочем, у нас в стране с некоторых пор все времена смутные, – усмехнулся Сомов. – В течение двух недель я обошел десятки самых разных контор и в конце концов довольно неожиданно и просто устроился в бюро переводов, числящееся при Наркоминделе, переводчиком с немецкого и китайского языков. И если с толмачами «дойча» в Москве особых проблем никогда не было, то китайский оказался в дефиците. Для всех окружающих и коллег я придумал почти правдивую легенду о своей прошлой жизни, с той лишь разницей, что годы, проведенные в рабстве у шанхайской триады, превратились в весьма романтичные для москвичей будни таежного охотника. Благо об этом весьма распространенном на Дальнем Востоке промысле я кое-что знал, отнюдь не понаслышке. В школьные годы неделями лазил с отцом по приморским лесам. Так что не боялся попасть впросак, случайно нарвавшись на знатока… Этакий пикантный юношеский максимализм. Когда мальчики из благородных семей стремятся в далекие, опасные путешествия, желая всеми силами вырваться из железных, замундиренных и полных выдуманных условностей правил существования в обществе. Тяга к абсолютной свободе и первобытному единению с дикой природой… А потом, дескать, тоска по общению и потребность в культуре взяли верх, я вышел из тайги, продал ружье, смыл копоть костра, надел цивильный костюмчик и, прихватив самое ценное, что у меня было, – диплом, отправился на поиски счастья в Первопрестольную. Все охали, особенно дамочки, качали головами и – верили… Пойди проверь. В тайге один начальник – медведь. А он справок не выдает… Так что закрепился я в коллективе. Стал своим человеком. Обзавелся знакомыми, связями. Начал прилично зарабатывать. Занялся своим дальнейшим образованием, чему очень способствовала работа в такой влиятельной и престижной организации, как Наркоминдел. Пусть не дипломатом, а простым переводчиком документов… Ну и, понятное дело, понемножку продолжал тренироваться. В гордом одиночестве… Через некоторое время съехал от Киры Антоновны – той самой милой и душевной старушки с Садовой-Спасской, перебрался в отдельную двухкомнатную служебную квартиру. Расположенную в том самом доме, в том самом подъезде на Каланчевке, где я сидел всю ночь после ограбления скупки и смотрел на золотые луковицы куполов с православными крестами. Только квартира эта находилась на втором этаже. Но окна обеих комнат, как и окно лестничной площадки, выходили на тихий переулок. В церквушке по-прежнему служил протоиерей отец Иоанн. Я зашел к нему вскоре после новоселья. Рассказал, как изменилась моя жизнь со дня нашей встречи. С удовольствием рассказал. Можно даже сказать – с гордостью…

– Вот и не верь после этого в судьбу, – хмыкнул Слава. И тут же осекся. Спросил тихо: – А что Кувалда? С тех пор так и не появлялся?