Под чужим именем

– Тогда ступайте на проспект, Павел, и немедля найдите для мальчика экипаж. Я в больницу не поеду. Что-то неважно себя чувствую. Мигрень. – Покровительственным кивком головы Анастасия Михайловна, даже не взглянувшая на второго полицейского и ихнего сморчка-доктора, разрешила городовому удалиться, не прекращая укачивать укутанного до самого носа, громко плачущего кроху. Мальчик хотел кушать…

Минули сутки, канули в вечность вторые, закончились третьи. И княгине Корсак, как и всем остальным участникам и свидетелям чудесного спасения малыша, стало совершенно очевидно, что насчет невозможности исчезновения в столице «благородной молодой особы» Анастасия Михайловна сильно ошиблась. В полицию Санкт-Петербурга не поступило ни одного заявления о пропаже беременной женщины в возрасте от шестнадцати до двадцати пяти лет. А на исходе третьих суток княгиня Корсак, заботливо следящая за здоровьем помещенного в их церковную больницу мальчика, прислушалась к своему внутреннему голосу и вдруг со всей очевидностью поняла, что в действительности она совсем не хочет, чтобы у спасенного ею малютки, умудрившегося все же простудиться и заболеть, отыскался убитый горем отец, разные там дедушки-бабушки и вообще какие-либо близкие и не очень родственники. Одинокая бездетная дама неожиданно осознала, что на сорок третьем году жизни ей предоставился второй, и, безусловно, последний в жизни шанс стать матерью. Странно, но до сих пор, за два десятка лет самого тесного общения с роженицами и их очаровательными малышами, Анастасии Михайловне ни разу даже не приходила в голову мысль о возможности усыновления сироты. Свой ребеночек – это свой. Родимая кровинка. Половинка твоя от Бога. А чужой – он и есть чужой. Но сейчас понятие «чужой» вдруг перестало для нее значить хоть что-либо. Потому что этот слабенький, худенький, недоношенный карапуз с родимым пятнышком в виде звездочки на спинке просто приворожил ее!!! Анастасия Михайловна готова была, позабыв обо всем на свете, находиться рядом с его кроваткой круглосуточно, дни напролет, лишь бы только иметь возможность прислушиваться к каждому вздоху мальчика, внимать каждому его шевелению и по тону плача угадывать причину недовольства – или пора сменить мокрые пеленки, или малыш проголодался, или просто решил поплакать, без какой-либо причины. Потому что по велению матушки-природы так делают все без исключения новорожденные дети. Регулярный плач просто необходим им для развития дыхательной системы.

Она полюбила ребенка всей душой.

На исходе второй недели полиция, по настоянию извещенных о необычном ночном происшествии городских властей, поместила во всех петербургских газетах специальную заметку о розыске любых родственников погибшей под пролеткой женщины и уцелевшего малыша. Но и это, к тщательно скрываемой радости внимательно следящей за развитием событий Анастасии Михайловны, не дало результатов. Дюжина пустых заявлений, два из которых – о пропажах девиц легкого поведения, и всего одно реальное, к счастью закончившееся ничем опознание, – вот и весь итог. Не помогла прояснить ситуацию и обнаруженная на теле, в серебряном «любимчике», фотографическая карточка мужчины. Сам он так и не отозвался, и в полицейских архивах, как и следовало ожидать, не значился…

Но лишь месяц спустя княгиня решилась навестить единственного знакомого ей влиятельного столичного чиновника – главного полицмейстера города на Неве Кузьму Григорьевича Савельева – и попросить посильного содействия в усыновлении мальчика. Собираясь на важный прием, Анастасия Михайловна не без оснований рассчитывала на помощь Кузьмы Григорьевича, готовящегося, как писали газеты, вскоре уйти на пенсию: год назад она лично принимала сложнейшие роды у его единственной дочери, благодаря чему господин полицмейстер стал дедушкой сразу трех внучек. Однако, не слишком уповая на былое чувство благодарности и мгновенно покрывающиеся толстым слоем пыли клятвенные обещания «всяческого посильного содействия», а также хорошо зная, как именно нужно вести диалог при ходатайстве у высоких государевых чинов России, в сумочке Анастасии Михайловны на всякий случай лежало десять «катенек» – сторублевых ассигнаций, должных с гарантией и в кратчайшие сроки решить вопрос положительно.

На сей раз предположения Анастасии Михайловны полностью оправдались – едва увидев деньги, до того момента многозначительно морщивший лоб и важно надувающий щеки грузный, похожий на сточившего клыки старого моржа, полицмейстер сразу заметно подобрел, приободрился, ничуть не стесняясь, пересчитал купюры, смахнул их в выдвижной ящик дубового стола и высказал уверенность, что проблем с усыновлением сироты не возникнет. Юридическую сторону вопроса полицмейстер, разумеется, целиком берет на себя. И – более того – специальным личным распоряжением обяжет всех посвященных в дело лиц под страхом каторги в письменной форме дать обязательство о неразглашении таинства усыновления. На том и разошлись.