Под чужим флагом (сборник)

Не успел я опомниться, как уже стоял в коридоре, а старуха, что-то бормоча себе под нос, захлопнула за мной дверь. С тревожным чувством на душе, что попал в ловушку, я последовал за стариком в комнату и, усевшись на предложенный мне стул, начал отогревать у камина озябшие руки.

— Скоро подадут обед, — сказал старик, пристально всматриваясь в меня. — Но извините меня… на минутку…

Я кивнул головой, и он вышел из комнаты. Через минуту до меня донесся какой-то разговор. Сперва голос старика, потом старухи, затем, как мне показалось, еще чей-то голос. Но не успел я как следует осмотреться, как старик вернулся и взглянул на меня тем же странным взглядом, какой я подметил у него раньше.

— Мы будем обедать втроем, — сказал оп, обращаясь ко мне. — Мы с вами, и еще мой сын.

Я опять кивнул головой, подумав про себя: «Не дай бог, если и у сына такой взгляд…»

— Я думаю, вы ничего не будете иметь против того, что мы будем обедать в темноте? — каким-то странным голосом сказал старик.

— Пожалуйста, — отвечал я, стараясь, насколько возможно, скрыть свое удивление, — но мне кажется, что я помешал вам. Если позволите…

Но он не дал мне договорить и замахал своими длинными, худыми руками.

— Нет, раз вы уже к нам попали, то вы так не отделаетесь, — сказал он с сухим смехом. — У нас редко кто бывает, и мы не позволим вам уйти. У моего сына — больные глаза. Он не выносит света. Ах, это вы, Эн?

В комнату вошла старуха и, как-то странно взглянув на меня, начала накрывать на стол, в то время как старик, усевшись с другой стороны камина, молча смотрел в огонь. Накрыв стол, старуха принесла на блюде какую-то птицу, уже нарезанную кусками, и, подставив три стула к столу, вышла из комнаты. Старик, казалось, одну минуту колебался; затем, встав со стула, поставил высокую ширму перед камином и медленно, как бы нехотя, погасил свечи.

— Праздник слепца, — сказал он с неловкой потугой на шутку.

Кто-то вошел в комнату медленными, неверными шагами, прошел к столу, уселся на стул, и затем какой-то удивительно странный голос нарушил молчание, становившееся невыносимым.

— Кажется, очень холодная ночь? — донеслось до меня.

Я ответил утвердительно и, не считаясь с такой крайне необычной обстановкой, принялся за еду, так как был страшно голоден. В темноте было очень неудобно есть, и, судя по звукам, исходившим от моих невидимых компаньонов, я приходил к заключению, что они тоже не привыкли обедать в такой обстановке.

— Вы, как видно, чужой человек в этой местности? — опять услышал я вопрос, произнесенный все тем же странным голосом.

Снова я ответил утвердительно, добавив, что мне еще повезло, поскольку я случайно попал на такой прекрасный обед.

— Вот именно «случайно», — как-то глухо отозвался голос. — А ты, отец, видно, совсем забыл про вино?

— Ах, да, — сказал старик, вставая из-за стола. — Ведь я к этому дню припас две бутылки «Знаменитого».

Он осторожно прошел к двери и, закрыв ее за собой, оставил меня одного с невидимым соседом. Было что-то настолько странное во всем этом, что во мне зашевелилось чувство страха.

Мне показалось, что старик ходил слишком долго. Я слышал, как сын, сидевший напротив, положил свою вилку, и мне вдруг представилось, что я вижу в темноте пару дико горящих, как у кошки, глаз, впивавшихся в меня.

С чувством все нараставшего ужаса я вдруг вскочил, резко отодвинув стул. Стул зацепился за ковер, и, когда я хотел отцепить его, стоявшая у камина ширма с грохотом упала на пол. При дрожащем пламени камина, внезапно осветившем комнату, я увидел лицо сидевшего напротив человека. Стул выскользнул у меня из рук, и я, затаив дыхание, глядел на него, крепко сжав кулаки. Человек или зверь — кто это? Пламя вдруг вспыхнуло и погасло, и при красном отражении света лицо сидевшего передо мной создания казалось еще более дьявольским, чем раньше.

Несколько минут смотрел я на него в ужасе, не отрывая глаз. Затем отворилась дверь, и в комнату вошел старик. Он отшатнулся назад, увидев свет в комнате, потом подошел к столу и машинально поставил на него пару бутылок.

— Извините меня, — сказал я, набравшись духу с его приходом, — я случайно задел и повалил ширму. Разрешите мне поставить ее на место?

— Теперь уже не надо, — мягко сказал старик. — Мы уже достаточно посидели в темноте. Сейчас у нас будет свет.

Он чиркнул спичкой и зажег свечи. И тут я увидел, что у человека, сидевшего напротив, вместо лица была какая-то зияющая дыра, страшная волчья морда, в которой еще блестел один непотухший глаз — все, что осталось от человеческого лица. Слабая догадка мелькнула у меня в голове…

— Мой сын тяжело пострадал во время пожара, — сказал старик. — С тех пор мы живем уединенной жизнью. Когда вы постучали сегодня, мы… — его голос дрогнул, — это мой сын…

— Я думал, — сказал сын просто, — что мне лучше не показываться к столу. Но, знаете, такой случай — сегодня день моего рождения, — и отец не хотел и слышать, чтобы мы обедали одни. Поэтому мы прибегли к этому глупому средству — обедать в темноте. Я глубоко сожалею, что испугал вас.