Революция № 4 – постсексуальная. Она состоит в том, что секс окончательно отделился от деторождения. С одной стороны – массовая доступная контрацепция, с другой – экстракорпоральное оплодотворение, дети из пробирки, суррогатное материнство, анонимное отцовство. Ребенка может завести тот, кто раньше был обречен на бездетность. Побочным эффектом постсексуальной революции стало возвращение семейных ценностей (обрушенных сексуальной революцией с ее приоритетом любви перед семьей), только семья стала другой: то однополой, то с «мужем по выходным», – она вообще обрела массу новых форм. Две подруги, совместно растящие детей, при этом не лесбиянки, – чем не брак? Так что депутатики, истошно требующие запрета пропаганды однополого секса, – это стоеросовое дубье, для которого брак – это шоб венчали в церкви, и невеста шоб девкой была, и простыню с пятном поутру шоб вся деревня видела, гы-гы.
Ну, а революция № 5 – это наша, локальная, современная, российская: деидеологическая. Она свершилась, когда стало ясно, что никакой государственной идеологии – «национальной идеи» – в стране больше нет и, слава богу, не предвидится, как бы все то же стоеросовое дубье по этому поводу ни сокрушалось. Дело в том, что государственные идеологии существуют лишь в тоталитарных устройствах, где государство (точнее, тайный орден, подменяющий собою государство) контролирует не только экономику и судопроизводство, но и частную жизнь граждан. Национальная идеология – это метод, позволяющий ордену держать стадо в стойле. В нацистской Германии была идеология, в фашистской Италии, в коммунистическом СССР – а в современной России, ура, идеологии нет. То есть хотя Россия по-прежнему автократия, в которой даже у Абрамовича нет ни денег, ни собственности (у него есть те деньги и та собственность, которые ему разрешил иметь царь, но царь легко может их отобрать, как у Ходорковского – в этом смысле мы все с Абрамовичем и Ходорковским братья и сестры). Но в России больше нет тоталитарного режима: можно читать, что хочется, смотреть, что хочется, и трахаться с тем, с кем хочется, – да хоть с Абрамовичем, если он не против.
С чем себя и поздравим.
2011
19. Молчание агнцев божьих//
Об отсутствии у православных православного взгляда на текущие события
Сразу, чтобы было понятно: я не просто агностик, но атеист.
Я не всегда был атеистом.
У меня был период богоискательства, были знакомства среди священников и в патриархии, но все оборвалось в 1988-м, во время 1000-летия крещения Руси, когда на пресс-конференции Алексия – тогдашнего митрополита, будущего патриарха – я спросил, что делает РПЦ для помощи находящимся в заключении протодиакону Владимиру Русаку и отцу Георгию Эдельштейну. И владыка, улыбаясь, не поправил меня (о. Георгий, слава богу, все же не сидел), но ответствовал, что ему ничего не говорят эти имена.
И я испытал… ну, это как если бы главу «Международной амнистии» спросил про академика Сахарова, а он переспросил: «Это кто?»
Владимир Русак написал «Историю российской церкви». Георгий Эдельштейн протестовал против гонений на верующих в СССР еще в 1965-м. Митрополит не мог этого не знать!
После пресс-конференции ко мне подскочил секретарь митрополита рыженький отец Георгий (с ним я тоже пытался вести богословские разговоры, но он неизменно ускользал, говоря: «Да я больше по хозяйственной части, владыке минералочки закупить» – потом он стал одним из иерархов), прошипев: «У вас будут проблемы!» У меня хватило наглости ответить: «От патриархии или сразу от Бога?»
На самом деле, я испугался. Время было такое: чекисты, вербовавшие когда-то священников, теперь крестились. Неофиты в борьбе за чистоту веры – как они ее понимали – могли проявить и силу. Я даже не про убийство Александра Меня (не раскрытое до сих пор). Угрозы получали те, кто просто видел христианство открытым. Многие из неофитов понимали православие как закрытое христианство, свято веря в богоизбранность Руси, и считали всех христиан, кто не православный, слугами сатаны.
Так вот, это я к тому, что действительно верующий человек оценивает события (и принимает решения: идти ли на митинг? Протестовать ли против волшебств Чурова на выборах? Ведь какое-то решение все равно приходится принимать!) – руководствуясь другим алгоритмом, нежели я.