Под часами

- Ну, ты подумай! А что ж я целую ночь делала? -- Она сладко засмеялась, - Или не помнишь ничего?.. ну, ты правда, вчера хорош был... я очень люблю евреев...

- Да? -- Спросил он, смущаясь...

- У тебя неприятности? -- поинтересовалась она, как давняя знакомая, и он с удивлением уставился на нее... - Пойдем. Я тебя провожу. Покажешь, где могила. Убирать буду. Бесплатно, не бойся...

- Я, - начал он.

- Ты только иногда приходи... мне с тобой хорошо... и поговорить можно... - она двинулась к двери, обернулась, взявшись за ручку, и сказала доверительно... - ты не думай... я не такая... ну, не со всеми так... а скажи... только... и вообще... задохнулась я тут... думала найду себе еврея и... уеду отсюда, а вы все ребята женатые... как стоящий -- так женатый... ты не бойся... твоей не грозит ничего... ты ее любишь? -- И сам не зная, почему он так откровенно и охотно говорит с этой чужой женщиной, он ответил:

- Очень. Знаешь, очень люблю...

Теперь он один сидел на влажной скамеечке за этой черной свежевыкрашеной оградой. И как в любой из сотен раз, что бывал здесь, разговаривал с мамой, не замечая редких посетителей, проходящих мимо... но что-то внутри, может быть, какое-то неосознанное предчувствие подсказывало ему, что сегодня разговор будет совсем не простым... а когда ему просто было разговаривать с мамой?.. пусть так, значит, особенно важный... и то, что он не мог объяснить себе, откуда это предчувствие, и почему именно сегодня такой решительный день, заставляло его нервничать... может быть, предстоящий разговор с Татьяной -- она волнуется... А он даже не позвонил... мог же с телефона из кабинета, где провел ночь... постеснялся этой женщины... боже, боже, какая-то нелепость... напился после разговора с Сукиным, когда тот сказал ему нечто вообще не укладывающееся в голове, что он умеет рисковать ради стоящей цели, и он не присягал жить с зашитым ртом... этот простачок Сукин со стихийными, как казалось ему, стихами, вдруг предстал философом... и эти стихи, что он читал на память... чужие стихи, не свои... так легко он вынул их из глубины, так пережито все это было и убедительно: "... он шире и плотней меня, солидный и с брюшком, / но я не прожил бы и дня с таким замерзшим ртом... " Люди проснулись. Все. Что это значит? Он закрывал глаза, он жил, как страус, или временами просто жил... сегодняшним днем, как и должен жить человек, на самом-то деле... но, если на груди камень, и тяжело дышать... что будет завтра? Мама? И каждый ли должен думать об этом? Но как не думать, если тяжело дышать? Это само думается!..

- Ты знаешь, что такое черта оседлости?... Нет. ты не знаешь, что такое черта оседлости... ты слишком мало сомневаешься... это твоя профессия... если ты всерьез... все, что говоришь людям, надо проверить самому... все... а ты мало сомневаешься! Так проще? Подумай: они повернули эту черту, провели ее с другой стороны тоже... а раз так... ты не можешь ни назад, ни вперед... и если уж все равно рисковать... люди не могут больше жить в гетто, понимаешь, если уж все равно рисковать... раньше нельзя было двинуться вперед -- черта... теперь нельзя двинуться ни назад, ни вперед... они слишком пережали, слишком сдавили... теперь все... где тоньше, там и рвется... "граница, действительно, на замке", но любой замок можно открыть... граница на замке... она сзади, а впереди- ограда, бетонная стена... стену прошибать труднее... значит, сломают замок... это так просто... надо только думать...

хорошо думать... если толпа навалится на ворота... или упадут столбы вместе с воротами, или треснет щеколда и лопнет дужка замка... мальчик, и ты пойдешь в толпе тоже... у тебя нет выбора... хочешь уцелеть - иди в середине, не выбивайся к краю... что ты так смотришь на меня... должна же я, наконец, сказать правду, которая свела меня в могилу... принципами не торгуют, но не надо молчать о них, потому что они затягиваются, зарастают, и их уже не найти в глубине сорняков...

Я учила тебя говорить правду. Всю жизнь я учила тебя этому. Может быть, неправильно учила, потому что, если бы учила правильно, ты бы прежде всего не врал сам себе -- тогда остальное просто... ты меня не слушаешь... послушай, послушай...