ПОД БУКОВЫМ КРОВОМ

«Он имеет неудобства», — сказала княгиня. Белое изваяние L'Esigenza, склоняя важную голову с прищуренным взглядом, казалось, свидетельствовало истину ее замечания. Они остановились в прямой и широкой аллее, среди стройно возносящихся крон. NN возразил, что в сем прихотливом соединении разновременных частей, в самой огромности целого должен находить утешение ум и вкус человека, уставшего от столичной пышности, слишком мелочной, слишком требовательной. Поодаль, как отчаявшийся проситель, глядела на них фигура L'Errore funesto, с выражением суетливого безумия, указывавшая перстом на какое-то место в каменной книге, которой содержание полузаросло смородинным кустом. Княгиня улыбнулась, ничего не говоря. Влево уходила тропа, непроницаемо затканная по обе стороны вязью ветвей; они шли по ней, княгиня впереди, NN за нею; княгиня казалась ему печальна и рассеянна; он хотел открыть ей сердце, но не нашел уместным. Две пчелы взапуски пронеслись по аллее, обогнав их гулянье, и растворились в солнечной зелени. NN начал о том, что для души, не утратившей способности любить, впечатления жизни в согласии с природой, etc.; княгиня ему отвечала; за этим разговором они миновали изваяние, у которого головы не было, а все остальное играло на лире с большим чувством, и свернули на новую тропку. Княгиня жаловалась на запустение, на глухие фонтаны, которые урчат ночью, пугая собак, на одичалые гроты, где кто-то шумно прячется; говорила, что ни на день не осталась бы здесь без мужа, кажется, гордящегося этою поэзиею разрушения как прародительским преданием, — и кончила рассказом о какой-то испорченной статуе, может быть, сей самой: именно, когда один прежний обитатель этого дома, тоже поручик, торопился ввечеру через сад на свидание, где-то у него назначенное, то наткнулся на отломленную белую голову, в сумерках глядевшую на него из дупла (бессмысленное озорство, которого виновник не был найден) и едва не помешался в рассудке; впрочем, княгиня и жаловалась и рассказывала с такой рассеянностию, что посреди ее рассказа, может быть, на сем самом месте, несчастный поручик вдруг оказался не поручиком, а его сестрою, впрочем всеми похваляемою за добродетель и переводившей Виланда под наблюдением соборного протоиерея. NN ограничился осторожным замечанием, что большие страсти способны совершенно переменить характер человека. Вдруг поляна открылась перед ними, одетая светлой травой и испещренная узорами луговых цветов. Посреди ее стояла беседка, в нагбенном круге тесных ветвей. NN застыл как громом пораженный; быстрый озноб пробежал по его телу, слова его спутницы не достигали оцепеневшего слуха. Эти порфирные колонны, несшие купол с фонарем, витые перила, стена, закрывающая беседку с севера, по которой из медной, насупленной львиной морды сбегала вода в резную каменную чашу, — это было место, куда приводил его настойчивый сон. Он едва удержался от изумленного восклицания, имев благоразумие выдать свои чувства за восхищение видом. Княгиня сказала, что сей Храм вкуса выстроен был в ту пору, когда помянутый князь О., дед ее мужа, скучал здесь, лишенный товарищей, кроме своего вольномыслия, которым пугал богобоязненных помещиков, и привередливой любви к изящному, которой привык задавать заботы большие, нежели она могла снести. Здесь он утешался то в забавах более или менее нескромных («Там стоял жертвенник», — с неодобреньем прибавила она, указывая рукою), то в припадках меланхолии, вызываемых воспоминаниями и сравнениями. Видно было, что с того времени, как его меланхолия прекратилась единственным способом, предоставленным природой в его распоряжение, беседка не пользовалась вниманием его наследников, то ли более его счастливых, то ли меньше приверженных досугам широкого поместья: вкрадчивый плющ увил колонну, подобно льстивому другу могущего царедворца; при ступенях выросли две молодые березы, играющие тенью на истертом цветном полу; позолоченная надпись, опоясывавшая карниз, источилась до того, что нельзя было разобрать язык, на котором она была сделана, и кое-где из ее букв, зыблемая ветерком в лазоревой вышине, пробивалась лебеда, которою история любит венчать свои памятники; заржавая трубка в устах нахмуренного льва точила теплую струю с запахом болота: NN поспешил омыть ею разгоряченный лоб. Княгиня стояла между колоннами, задумчиво глядя в колышливую зелень; засвистала какая-то птичка, и от реки слышно было, как запели мужики, довольные праздничным днем.

Глава пятая

Вот уж солнце за горами; Вот усыпала звездами Ночь спокойный свод небес; Мрачен дол, и мрачен лес.

Жуковский