Корсиканцы, как и договаривались, вернулись на следующее утро. Привели пополнение, пригнали баранов и привезли три большие арбы сена и несколько корзин свежих фруктов и овощей. Подозреваю, что это все дали завербованные. Плата за устройство на высокооплачиваемую работу. До полудня перевозили баркасом и катерами на корабль животных, корзины и сено. Больше всего мороки было с сеном, которое хоть и легкое, но объемное. После обеда распределили новичков по вахтам и снялись с якоря.
С прямыми парусами корсиканцам работать не доводилось. Точнее, может, на лодке и поднимали, но это не сравнить с работой с парусом, когда стоишь на перте метрах в двадцати над палубой. В первый же день один новичок, парень лет семнадцати, сорвался и врезался головой в один из ростров, на которых стоял катер. Помощник хирурга избавил его от долгих мучений, пустив кровь. К утру парень умер. Его похоронили по морскому обычаю. Корсиканцы отнеслись к потере спокойно, ни слез, ни причитаний. Они знали, куда нанимались. Правда, работать на высоте стали осторожнее и медленнее. Марсовый — это профессия для тех, кто не боится высоты и не забывает, что находится на высоте. Надо будет набрать в Англии опытных марсовых. Зимой работать на высоте станет еще опаснее.
Через день мы попали в штиль, и я провел артиллерийские учения. Приз мы пока не сдали интендантам, так что порох и ядра могли расходовать по своему усмотрению. Того и другого было вдосталь. Видимо, революционеры еще не до конца выгребли то, что было запасено до них. Стрельбы понравились корсиканцам больше, чем работа с парусами. После учений они поднялись на главную палубу с лицами, на которых между подтеками пота, смешанного с черной пороховой гарью, сияли детские улыбки.
В Гибралтаре простояли три дня и две ночи. Первым делом сдали пленных и пополнили запасы пресной воды. Пока старший лейтенант занимался этим, я гостил на берегу. Дороти Деладжой была рада, что муж у нее такой мерзавец — делает вид, что не догадывается о ее изменах. После родов одного мужчины ей стало явно маловато. Мне даже показалось, что и двое не справляются. После тридцати лет она еще больше войдет во вкус — и будет Петер Деладжой спиливать рога по несколько раз в году.
48
Этот бриг английской постройки шел от Сен-Мало. Мы встретили его неподалеку от Нормандских островов, к которым я именно для этого и подвернул. Неприлично было прибыть в Лондон без приза. Лучше, конечно, было бы напасть на корсара, возвращающегося с промысла, но и отказываться от того, что само, в прямом смысле слова, приплыло в руки, было грешно. Бриг был водоизмещением тонн триста и вооружен шестнадцатью пушками калибра восемь фунтов и погонной кульвериной калибром шесть фунтов. Восточный ветер был для него попутным. Мы шли курсом крутой бейдевинд левого галса, под ветром у врага. Ему было легче напасть, нам — удрать. Только вот удирать я не собирался. Подняв французский флаг, вел корвет так, чтобы сблизиться с бригом, как можно ближе. То ли вражеский шкипер был малоопытен, то ли не мог поверить, что враг может на таком относительно слабом корабле подойти так близко к их базе, то ли корсаров давно здесь не шугали английские военные корабли, но не предпринял ничего, чтобы уклониться от нас.
Ветер был довольно свежий, корабли сближались быстро. Мой экипаж готов к бою. Пушки и мушкеты заряжены, холодное оружие лежит под рукой на случай абордажа, нашего или вражеского. Пять морских пехотинцев под командованием лейтенанта Томаса Хигса спрятались за фальшбортом. Мундиры у них слишком приметные, узнаваемые издалека. Покажутся врагу, когда надо будет вступить в дело. Остальные морпехи на опердеке помогают комендорам. К сожалению, экипаж слишком мал, людей не хватает. Я приказал временно свободным во время боя комендорам помогать коллегам на другом борту. Исполняющий обязанности второго лейтенанта Хьюго Этоу командует на опердеке орудиями левого борта, мичман Роберт Эшли — правого. Теперь уже старший лейтенант Джеймс Фаирфакс стоит на шканцах на правом борту, готовый подменить меня, если случится непоправимое, а я — на левом, чтобы лучше оценивать ситуацию.
Когда до брига остается не более кабельтова, я приказываю матросу:
— Поменять флаг! — и комендорам: — Открыть порты, выкатить пушки дли стрельбы!
Французский флаг стремительно опускается, и через несколько мгновений его английский собрат взлетает к топу грот-мачты. С обоих бортов открываются пушечные порты. Впрочем, я вижу только те, что по левому борту. Из них торчат стволы восьмифунтовых пушек.
На бриге сразу понимают, что сейчас будет. На палубе стояло десятка три зевак — и мигом все исчезли. На дистанции метров семьдесят мы проходим вдоль левого борта вражеского корабля.
— Огонь! — командую я.