Под британским флагом

Я как-то в доме Деладжоев пересекся с пехотным полковником, разговорились. Он поведал мне о том, как сейчас воюют. Если встречается пехота, то колонны, как и раньше, разворачиваются в линию и на дистанции шагов сто ведут перестрелку залпами, пока враг не дрогнет. Интереснее было, когда кавалерия, которой у французов было больше, нападала на пехоту. Полк сразу перестраивался в каре. Против него ставили на дистанции, превышающей прицельную дальность стрельбы из мушкета — более ста метров — полковые пушки-трехфунтовки и начинали выкашивать картечью бреши в построении, в которые врывалась конница и уничтожала каре. Если солдаты были опытные, командир, отстреливаясь, отводил их из-под удара, а если не был уверен в своих подчиненных, потому что по неопытности могли не удержать строй, то оставлял на месте. Стоит солдат и смотрит, как в него целятся из пушки, ждет заряд картечи, которая убьет его и еще несколько сослуживцев, и ничего не может сделать в ответ. Разве что пульнуть из мушкета, имея мизерный шанс попасть в артиллеристов.

В результате этого сражения англичане подошли к Александрии и осадили ее. Победа обошлась им в две с половиной тысячи убитых и раненых, а французам — в четыре. По заявлению противника цифры надо было поменять местами. Кто из них прав — сказать не могу, но точно знаю, что у англичан были ранены четыре генерала, включая командующего Ральфа Эберкромби, который через неделю умер. Говорят, толковый был военачальник, выигравший несколько сражений. Особенно отличился, вешая восставших ирландцев. Уверен, что жители Изумрудного острова, в первую очередь родственники казненных, будут больше всех горевать, узнав о смерти героя.

92

С берега весь день дует южный ветер. Дует ровно, без порывов. Несет раскаленный воздух, который словно бы высасывает влагу из открытых участков тела, даже тех, что в тени. Наверное, сейчас градусов сорок выше нуля, если не больше. Термометра у меня нет, поэтому точно сказать не могу. Я стою на шканцах на правом борту, в тени от крюйселя, и смотрю в подзорную трубу на четыре купеческие судна, убегающих от нас на запад. Это полакры «Бонапарт» и «Жозефина» и требаки «Дева Ниеги» и «Блаженство». Нам о них рассказали местные рыбаки. Суда стояли в порту Александрия под защитой береговой артиллерии. Привезли снабжение французской армии и не успели смыться до прихода англичан. Их не «вырезали», не считая нужным терять людей. Деваться этим судам некуда. Все равно попадут в плен вместе со сдавшимся гарнизоном города. В темную ночь на девятое июня при свежем южном ветре купеческие суда попробовали проскочить между английскими кораблями, блокирующими порт. Если бы в составе блокадного флота были только линейные корабли, им бы это удалось. Вместе с корветом «Хороший гражданин» за ними гонятся бриги «Порт Маон» и «Победитель».

Поняв, что не удерут, обе требаки поворачивают в сторону берега. Наверное, надеются оторваться на мелководье, потому что обе в балласте. Только вот и оба брига в балласте. Как старший по званию, я приказываю поднять сигналы бригам, чтобы преследовали требаки. Корвет продолжает гнаться за полакрами, которые тоже в балласте, но большего размера и потому стоят дороже. За три с лишним месяца блокады это будут первые наши призы. Когда дистанция сокращается до одной мили, я приказываю комендорам погонных орудий открыть огонь. Надо спешить, потому что часа через полтора станет темно, а поскольку ночь будет безлунная, есть шанс упустить добычу. Французы тоже знают, что ночью возможность улизнуть резко повысится, поэтому не обращают внимания на наши ядра, пока одно из них не срывает главный парус на бизань-мачте отстающего «Бонапарта». Минут через пять такая же участь постигает и главный парус на грот-мачте. Скорость полакра резко падает, а вместе с ней и французский флаг с грот-мачты.

— Принимай приз! — приказываю я мичману Роберту Эшли, умудрившемуся провалить первый экзамен на лейтенанта.

Впрочем, не сдали почти все, кто пытался. Экзамен проводили потому, что надо это делать каждые три-четыре месяца, традиция такая, но лейтенанты сейчас не нужны. Кораблей больше не становилось, а входящие в состав Средиземноморского флота в боях не участвовали, потерь не имели.

«Жозефина» продержалась еще с полчаса, пока наше ядро не срубило бизань-мачту, которая упала за борт, повиснув на уцелевшем такелаже. Пока матросы перерубали канаты, чтобы освободиться от отломавшегося куска мачты, полакр развернуло вправо, потерял ход, и корвет сократил расстояние до двух кабельтовых. Шкипер решил не рисковать и спустил флаг.

— Принимай приз! — повторяю я приказ мичману Джону Хедгеру, которому еще далеко до экзамена на лейтенанта.

Он уже перестал бояться оказаться на другом английском корабле среди более взрослых, опытных и сильных мичманов, потому что и сам уже не хуже, поэтому с удовольствием отправляется командовать захваченным полакром.